telemark-team.ru / Отчеты. река Мзымта

Время проведения: май 2004
Категория: 4 к.с.
Суда: катамараны
Автор: Дмитрий Серегин

Если спросите – откуда
Эти сказки и легенды
С их лесным благоуханьем,
Влажной свежестью долины,
Голубым дымком вигвамов,
Шумом рек и водопадов,
Шумом диким и стозвучным,
Как в горах раскаты грома? –
Я скажу вам, я отвечу:
Мой e-mail: dimkaseregin.n@rambler.ru

А ведь хотел рассказать только о самом интересном. Даже какая-то идея была – уложиться в рамки, сроки, графики, написать за месяц, за два, страниц пятнадцать, двадцать… сейчас уже глубокая осень и того и гляди, что зима запорошит память снегом, виски сединами, а я… всё ещё хочу продолжить, добавить, изменить…

Описание не получилось таким, каким оно должно было быть. Зато получилось таким, каким мне хотелось: противоречивым, нестандартным, разноцветным.

При написании текста, с молчаливого согласия авторов, я использовал отрывки из произведений абсолютно разных людей, в том числе и из стихотворной саги Генри Лонгфелло «Песнь о Гайовате». Песнь о первом воднике, великом воине и просто хорошем индейце.

Многое о чём вы прочтете, покажется вам выдумкой, но это не так, всё это было на самом деле. Всё это происходило весной 2004 года со мной и моими друзьями, в районе реки Мзымта, потрясающей кавказской горной реки.

Чёрный ворон, чёрный ворон
Что ты вьёшься надо мной
Ты добычи не дождёшься
Чёрный ворон, я не твой

Что ты когти распускаешь
Над моею головой
Иль добычу себе чаешь
Чёрный ворон, я не твой

Состав группы:

Сергей (MLN) и Алексей (Synok) – катамаран двойка «Кулик – Макси»;
Сергей(Brioni) и Евгений (JJJ) – катамаран двойка «Кулик – Мажой»;
Андрей (Soul) и Илья (Tilda) – катамаран двойка «Рафтмастер – Гоша-2»;
Павел (Pole), Анастасия (Настя), Дмитрий (Dimka) и Сергей (Thotta) – катамаран четвёрка «Кулик».

Москва – Адлер – Сочи – Адлер – Москва. 30 апреля – 09 мая 2004 г.

Дверь холодильника пестрит бумажными лепестками: номера телефонов, имена, фамилии, размеры, параметры, слова, фразы, списки, заметки…

Леплю сырники. Творог совсем свежий, не то что там день два, а буквально утрешний. Белый комочек в марле над раковиной. Сыворотка стекла в блюдце и теперь каждая капля рождается целую вечность. Глаза внимательно следят за тем, как она набирает силы и медленно срывается в свободный полёт. Падает. Сливается с множеством других и, растворившись, обретает свою невинную сущность.

Пальцы сладкие, сахарные, творожно-липкие и яично-желтые. Тесто тёплое, воздушное. Сырниковое. Неторопливо замешиваю. Отрываю по маленькому комочку. Образую творожные шарики. Перекатываю в ладонях. Бросаю на стол и мягко плющу. Шарики плющатся.

Именно так и получаются сырники… то есть я слепил парочку, а потом понял, что лучше проверю: всё ли взял что хотел, на месте ли деньги и документы, всех ли предупредил, никого не обидел ли, да и так просто – внутреннюю готовность. Оставшиеся сырники долепила и допекла мама, а я завалился спать.

Самым странным образом складывалась подготовка всего похода, начиная от сборов, до тренировочных «покатушек» на Володарке. Мы собирались раз сто или двести, не знаю почему, но первые воспоминания связанны именно с тем, что мы никак не могли встретиться и понять кто, что, куда, зачем, откуда и каким образом всё это завязать воедино. Как водится от идеи, которую мы бережно вынашивали почти целый год, осталось лишь название – Мзымта. Но и этого было достаточно, чтобы в душе звучали неоднозначные нотки и подкожно пробегал крамольный импульс интриги. Все мы были немного напряжены и взволнованны.

Упомяну буквально о нескольких фактах: за десять дней до часа икс, из состава команды выбывает Володя Кукушкин. Его место занимает Сергей (Thotta): уже не рассчитывающий на то, что войдёт в основной состав группы. Таким образом, экипаж катамарана-четвёрки в буквальном смысле впервые встречается как экипаж лишь на платформе Курского вокзала. В свою очередь, некоторые рабочие обстоятельства за день до этого и вовсе поставили под сомнение участие в походе целого экипажа – катамарана-двойки в составе Андрея и Ильи.

Другой прелюбопытный факт, изрядно подпортивший нам настроение перед самым отъездом, случился с Сергеем (Brioni), когда он ответил на входящий вызов на своём мобильном телефоне. Встревоженный и растерянный голос известил его, что связка ключей от «общака» его фирмы куда-то запропастилась, и он был последним, в чьих руках её наблюдало более чем два человека. В общем, дело дрянь и всё к этому и шло, если бы не вышло так, как нужно.

А именно: и Сергей (Thotta) быстро включился в состав команды, и Рамблер не Ямблернул вместе с Ильей и Андреем, и «общаковские» ключи нашлись именно на том самом месте, где Серёга (Brioni) их и забыл.

На этот раз удачным новшеством стала общая заброска вещей в привокзальные камеры хранения, что позволило сэкономить и силы, и время, и напыщенный имидж в глазах работодателя. По крайней мере, стодвадцатилитровый рюкзак и связка вёсел, которые шли со мной в качестве общественной снаряги, добили бы всяк видевшего меня на работе в день похода.

Итак, вся команда собралась на платформе, пополнившись на время нашими дорогими и любимыми, и мирно завела беседу о том, что какие же мы все молодцы.

- Клааасс! – терпкое словцо с лёгкой руки Алёны прозвучавшее в тот день ни один десяток раз, ещё будет озвучено нами в походе, как излюбленное. А пока, на платформе мы радовались тому что, не смотря на всё, мы таки вырвались, и мы снова вместе. И тому что, как и все братья, мы стали неотличимы друг от друга, благодаря нашим фирменным футболкам серого цвета с оранжево-синей надписью «Telemark-team» недвусмысленно намекавшей на наше родство. Единственный, кто не нарочно надел футболку не серого, а белого цвета, был я. За это меня мгновенно окрестили белой вороной и прозвали пижоном.

Так бы я и переживал все тягости и радости похода в одиночку, в полосе отчуждения, в обличии изгоя и иноверца, баптиста или того хуже – члена белого братства «White Power», если бы не мои серые братья (Big Niger’s Brothers), великодушно простившие мне моё вольнодумство.
Приятно порадовало, что проходившие мимо люди, воспринимали нас как единое целое и даже пытались прочесть загадочные письмена на наших футболках. Позже мы настолько привыкнем к этому обстоятельству, что перестанем замечать. А теперь, в начале пути, мы всё ёщё выхватывали каждое сказанное в наш адрес доброе слово.

Под стук колёс, или как злобные хоббитцы ушли в народ

«Было мне дано виденье,
Видел сам я челн крылатый,
Видел сам я бледнолицых,
Бородатых чужеземцев…
И когда мы их увидим,
Мы должны их, словно братьев,
Встретить с лаской и приветом».

Плацкарт с нашим появлением ожил и зажил по-новому. Или наоборот умер и замер по-старому. Но факт остается фактом: наше присутствие не осталось незамеченным. Катамараны и рюкзаки по традиции были водружены над головами, а мы сами расположились внизу на полумягких сиденьях. Веселились, разговаривали, напевали песни, мечтали… и ели.
О еде оговорюсь сразу: все мои воспоминания будут предельно сухи и скупы на подробности, это связано с тем, что мне всё ещё мучительно тяжело воспроизводить в моей памяти все те яства, коими мы себя потчевали. К концу походу у меня сложилось впечатление, что я прошёл едатерапию, основанную на принципе безмерного поглощения всего, что только можно съесть.

Поэтому, из того, что запомнилось большего всего ещё по дороге в Адлер: потрясающий ужин Насти и Сергея (Thotta) – запеченное мясо, редис, зелень, картофель в мундире, домашние беляши и котлеты, а также огромные красные яблоки; конечно же, мамины сырники со сметаной на «мамин завтрак» и адмиральская чурчхела с целебным пенициллином. Больше же всех отличились Андрей и Илья, сделав свой обед для всех буквально незабываемым.
Время приближалось к полудню. Всё утро поезд неспешно колесил по ржавеющим рельсам, а мы, как могли, развлекали себя любимыми компанейскими играми в «Мафию» и «Контакт», то есть только собирались это сделать. Потому что впереди в 11.37 предстояла двадцати трёх минутная остановка на станции Россошь.

Комментарий: Россошь возникла на рубеже XVII - XVIII веков. 4 января 1923 года слобода Россошь получила статус города. Площадь города порядка шести тысяч га. Население примерно 64 тысячи человек. В городе расположены 19 промышленных предприятий, 11 строительных организаций, 3 предприятия автомобильного транспорта, 5 предприятий ж/д транспорта, 2 предприятия связи, 4 филиала вузов, 3 средних специальных учебных заведения, 3 профессиональных училища, 14 общеобразовательных школ, краеведческий музей, 9 учреждений культуры, 11 библиотек, 2 стадиона, 2 спорткомплекса, плавательный бассейн, специальная детско-юношеская школа олимпийского резерва, 16 спортивных залов, 7 лечебно-профилактических учреждений.

В общем, есть на что посмотреть и чем себя занять. Так, например, я и Паша направились на местный Центральный рынок с надеждой купить шнурки. Нужны были нам шнурки. Причём, желательно тёмного цвета и длиной двадцать сантиметров. Так вот со шнурками нам повезло, в Россоши такой продукции сколько угодно, как, впрочем, и всякого иного добра.
Кто-то затоваривался пивом, кто-то ещё чем-то полезным, Настя, например, стояла в очереди за зубной щёткой. Щётку, как выяснится, она купить успела. А вот что хотели купить Илья с Андреем, мы так и не узнали, потому как довольствовались лишь тем, что у них осталось: вяленые бананы и лапша «Доширак».

Если бы они знали, что город Россошь расположен на месте слияния двух рек Черной Калитвы и Россоши, от которой он и получил своё певучее название, и что вокруг города произрастает огромное количество яблоневых садов, то, возможно бы, их сплав начался несколько раньше чем наш. Но ребята ни о чём таком не подозревали, поэтому просто отстали от поезда, без какой-либо задней мысли.

Дело было так: пассажиры с перронными покупками наполнили собой некогда опустевший состав и поезд тихонько-тихонько, низенько-низенько, буквально не отрывая колёс от рельс, покатился вперёд. Мы неспешно расположились в сдвоенном купе, сладостно зевнули и вдруг, голосом свыше, нам открылось:

Мир перевернулся, земля ушла из-под ног, застучала колёсами и стала набирать ход, все засуетились, забегали, мне даже захотелось, чтобы кто-нибудь упал в обморок и, закатив глаза, бился в истерическом припадке…
Несколько десятков рук одновременно повисло на всех доступных стоп-кранах.… Несколько сотен глаз впилось в убегающий пейзаж…. Мы даже готовы были сбросить их вещи с поезда: катамаран, его нескладывающуюся раму, пару вёсел и рюкзаков, кто-то даже настаивал на гитаре… но, не случилось.

То есть всё было бы именно так, если бы не было иначе, потому что в нашем поезде, а вернее в нашем вагоне оказалась замечательная, буквально широчайшей душевной наружности проводница. Сожалею, что впопыхах не запомнил её имени, но знаю точно, что её бригада несла зычное звонкое звание – Бригада Гончаровой. Она то нас и спасла.

Точные, а главное нужные и вовремя данные советы облегчили участь наших горе путешественников, которые из всего ценного, взятого ими с собой на волю, прихватили лишь деньги, да мобильный телефон, посредством которого мы и вели нравоучительные беседы.

Практически дословно воссозданный диалог между Адмиралом (MLN) и Ильёй:

- Вы где?
- Мы идём.
- Куда?
- К поезду.
- А вот мы уже едем.
- Да, ладно…
- Ага, и всё дальше и дальше…
- Ём..блер…

Ну, а дальше, всё как обычно: повезло с тем, что нас догонял ещё московский поезд № 12, идущий в том же направлении, что и наш; повезло с тем, что начальник этого поезда, хоть и зануда, но с подножки не сбросил, а оставил стоять в тамбуре на все четыре часа пока догоняли 75-ый; повезло и с тем, что у ребят оказалось с собой множество провианта заготовленного на общий обед; повезло и в том, что на станции Лихая, где поезда таки в 16.00 встретились, время совместной стоянки продлилось почти 15 секунд, за которые беженцы успели вернуться в свою семью; и наконец, повезло с тем, что семья хоть и была жутко голодной и злой, приняла заблудших чад своих в своё материнское лоно, как самых любимых и дорогих.

Из занимательного и памятного в тот день пожалуй было ещё несколько забавных происшествий. Про первое упомяну позже, а вот о втором поподробнее.

Любите вы детей так, как люблю их я? Нет, я хочу спросить вас: любите вы детей… всей душой, всем сердцем, всем естеством и разумением своим кои от Бога, либо от природы вам дадены, гадины-говядины… дети – вот кто первым приходит мне на память, когда я вспоминаю с кем мы ехали в поезде.

Вместе с нами ехало много всяких водников: каякеров, катамаранщиков, самосплавщиков и конечно же пеших туристов-велосипедистов, но дети… они же дети… поэтому, сколько турья не погрузи в вагон, достаточно двух-трёх сорванцов и всё пойдёт кувырком.

В нашем случае это были совсем юные, предпервоклассные пацаны. Они лихо и наглядно демонстрировали гибкость своих подпружиненных позвонков и, оккупировав верхний ярус, играли в салочки. Порой они свешивались сверху подобием голодных обезьян и тогда таскали с нашего стола то, до чего мы уже не были готовы дотянуться: карты, пробки, огурцы, редис и всякую другую снедь и утварь. Пробовали выходить с нами на контакт, но в большинстве случаев безуспешно.
Так бы и остались мужчинки без внимания и понимания, если бы не Настя, влюбившая в себя юные возмужавшие на наших глазах сердца. Она отчаянно и с огромным энтузиазмом приняла правила игры и только что на полки не карабкалась, а так – была на одном уровне с шалунами в коротких штанишках. Ребятишки до одури резвились и буянили над нашими головами, позабыв и о своих матерях, и о своих отцах, и об отчизне, о долге, о дедушке Ленине, в общем, было весело и неожиданно здорово за всем этим наблюдать. Поэтому, если вы не любите детей так, как люблю их я или Настя, вам есть над чем подумать.

Второй момент из знаменательных это момент связанный с гитарой. Недаром, т.е. конечно выбор «обычной походной» гитары с матовым лаковым покрытием известной болгарской марки это отдельная история. Этот самый инструмент так важен для создания атмосферы и духа походной жизни, что на его звуки сбегаются люди самой определенной направленности. И делают они это сознательно и с удовольствием. Но это вечером, а днём музицировали все, кто хотел и мог. А кто не то и не другое, тот пел. Пили поровну.

Играли и Женя, и Адмирал (MLN) и Сергей(Thotta), открывший свой скрытый доселе для нас необузданный талантище. Но именно Серёга (Thotta) исполнил чуть ли не ставший в этом походе гимн «водников-хиппи» про страшного зелёного аллигатора. Струны надрывались под искрометностью исполнителя, но охрипший от боли голос продолжал высекать скупую мужскую слезу из растянувшихся до ушей улыбок. Мы были потрясены доселе скрытым потенциалом.

«По Миссисипи плывут пироги
В пирогах хиппи не мыты ноги,
А вслед за ними ругаясь матом
Плывет голодный, облезлый, стрёмный аллигатор.

По Малой Невке плывут пироги
В пирогах панки - босые ноги
А вслед за ними, ругаясь матом,
плывет НАЧАЛЬНИК ВОЕНКОМАТА!»

Песни тянулись нескончаемым потоком. К слову, Андрей спел и сыграл такое количество песен, что мне показалось, что и за всю свою жизнь столько услышать и запомнить мне будет невозможно.

«Если пел он, вся деревня
Собиралась песни слушать,
Жены, воины сходились,
И то нежностью, то страстью
Волновал их Чайбайабос.
Ибо пел он о свободе,
Красоте, любви и мире…»

Из бардов, Иваси пользовались наибольшей популярностью, особенно у двух сделавшихся для этого одинокими барышень. Поочередно, сменяя друг друга, а с наступлением темноты и вообще на пару, они проникали в наше купе и тихо подпевали. В один из таких моментов они принесли с собой гитару и теперь уже играли с нами вместе. Барышни оказались тоже не чуждыми водному спорту и направлялись в составе другой группы на реку Кубань. Была у них одна замечательная и грустная песня про пирогу и одинокого индейца канувшего в пучине бурной реки, но, в общем, старались петь что-нибудь весёлое и доброе.

«Рукавицы Гайаваты,
Рукавицы, Минджикэвон,
Из оленьей мягкой шкуры
Обладали дивной силой:
Сокрушать он мог в них скалы,
Раздроблять в песчинки камни».

Спать ложились довольно дружно и без нареканий. Я не к тому, что мы обычно плохо спим, а как раз наоборот, что спать мы горазды. И о чудесном излечении. Понимаю, что как человек лично не дававший клятвы ни Гиппократу, ни Айболиту, ни иже с ними, не могу похвастать тем, что врачую направо и налево. Делаю я это редко, метко и обычно в компании с друзьями.
При посадке на поезд выяснилось, что Сергей (Thotta) умирает, но в поезде спать не может:

- Сколько ночей мы едем?
- Две.
- О, две ночи спать не буду!

Конечно, мы сперва не поверили, что среди нас может произойти такое. Но по мере того как время шло, а Сергей (Thotta) оставался неизменен своему обещанию, мы решили не пускать всё на самотёк. И в ход пошли всякие лекарственные настои и снадобья. Клюквенные, солодовые и сахаросодержащие.

Эффект превзошёл все наши ожидания. В первую же ночь Серёга (Thotta) уснул мертвецким сном и наутро ещё долго не мог поднять головы. Следующий день также продолжился нашей целебной терапией и дал не менее ошеломляющий эффект: Сергей (Thotta) засыпал в течение дня несколько раз и подолгу оставался недвижим.

Мы все безумно обрадовались тому, что так быстро смогли излечить такой страшный и опасный недуг. И дабы закрепить полученный эффект ещё и ещё раз давали чудодейственное зелье Сергею (Thotta). В какой-то момент он настолько пристрастился к напитку, что в беспамятстве стал тянуть к нему свои обнаженные руки, оставаясь в глубоком беспробудном сне. Нам пришлось допить всё оставшееся зелье, а на руку Сергею (Thotta) надеть рукавицу - смирительный сетчатый мешок, с которым он преспокойным образом проспал до самого утра.

Это ещё раз доказывает, что народные лекарственные устои, настоянные на опыте и дружественном начале, способны творить такие чудеса, коим мог бы позавидовать любой медицинский «ТаблетК».

За эти несколько дней похода нам повстречалось много хороших и милых улыбок, глаз и очертаний, про последнее могу сказать, что они изрядно волновались и тем самым волновали нас, но обо всем по порядку.

Незабываемой можно назвать нашу проводницу, томную, но очень живую, энергичную женщину с теплым адлеровским говорком. Её образ надолго отпечатался в моей памяти и вот почему: удивительно добрый человек, по-настоящему воспринявший нас как явление, которому лучше радоваться, чем огорчаться, влюбленный в нашу молодость и наш задор, в наши столь простые и понятные любому сердцу порывы, отнесшейся к нам с воистину материнской заботой и участием.
В награду мы получили возможность оставить памятную запись в книге пожеланий, которую нам бережно преподнесли. А также воспользоваться совмещенными удобствами в курортной зоне. И многое-многое другое, благодаря чему мы чувствовали себя легко и непринужденно. В ответ мы были доброжелательны, любезны, веселы и щедры до домашних плюшек и столичных яблок. На прощание проводница пожелал нам удачи, и ещё некоторое время стояла на подножке поезда, пока не удостоверилась в том, что мы благополучно продолжили свой путь.

Были и другие люди, которые несмотря ни на что, не скрывали своей симпатии, например, Валентина Ивановна. Чудная женщина несколько растревоженная своим одиночеством и накопившимся возрастом. Всю дорогу она незаметно и молча ехала по соседству, а за пару часов до Туапсе, когда мы неистово ждали море, призналась, что в Лазаревском у неё дом.
Дом давно пустует и она приезжает туда весной и летом – на сезон. Отдыхать и наслаждаться жизнью. Мы настолько ей понравились, что она была рада пригласить нас к себе на возмездной, но вполне символической основе, особенно Настю. К ней Валентина Ивановна воспылала просто таки естественным чувством, и всё то время, пока мы ехали до Лазаревского предлагала не ходить на Мзымту, а пожить у неё. Настя не соглашалась. Опять же, Настя это делал не со зла, а лишь потому, что тогда ещё не знала, на что мы способны в курортном режиме при виде взволнованных очертаний, особенно когда мы одни.

Братья по веслу тоже имели место быть. Но всё больше каякеры. Поэтому мы хоть и делали вид, что ни в чем им не уступаем, но все же интересовались и ими самими, и их планами, и просто тем, зачем же они такие пластиковые тазики с собой таскают, если в любом хозяйственном магазине даже лучше купить можно – с ручками.

Весь другой люд, так или иначе, проходил, пробегал и просачивался между нами, пока мы ехали с ним в одном поезде. И при подъезде к Туапсе постепенно вытек, особого следа в памяти не оставив.

Что до поверхностей, то есть очертаний, то они выглядели волнительно, не восхитительно, но убедительно. В первый раз мы все прильнули к окнам и долго смотрели на это чарующее представление, но позже, стали засматриваться всё реже и реже. Сделали несколько памятных фотокадров. Обрадовались тому, что кто-то уже загорает, а кто-то и купается, и на этом успокоились. Взволнованные очертания, прозванные кем-то морем, мы оставили «на потом», предвкушая более волнительную встречу с Бешенной.

Как принято в таких случаях, весь свой скарб мы быстренько выгрузили на полупустую платформу и разошлись кто куда. Очень быстро. Кто?.. Куда?.. Я решил остаться у рюкзаков и сонно потягивался, глядя на яркое полуденное солнце. Хотелось загорать, нежиться в лучах и ничего не делать. Понятное дело, что мы приехали на юг. Да – это Адлер, да – это море, солнце, вода и прочее и прочее, но самое приятное, что это ещё и лето, которого в Москве ещё нужно было дожидаться. Чувство восторга и неописуемой радости. Улыбка сама собой занимала большую часть лица и уже никуда не пропадала.

На прощание проводница пожелала нам удачи и скрылась в опустевшем вагоне. Мы навсегда потеряли её из виду. Но обрели перед собой новый не менее, а может даже и более радужный образ. Это был Симбад.

«Несравненный, небывалый.
Был, как воин, он отважен,
Но, как девушка, был нежен,
Словно ветка ивы, гибок,
Как олень рогатый, статен».

Все легенды о том, что найти гужевую повозку с бензиновым двигателем или любое иное транспортное средство подходящее для водников, на адлерском вокзале сложно – только легенды. Скажу так: к хорошим людям тянутся не только хорошие, но и нужные люди. Таким одновременно хорошим и нужным человеком оказался для нас Симбад. Он сам подошёл к нам и предложил воспользоваться его чудо-машиной.

Симбад – мужчина тёплой солнечной наружности с чудесными карими глазами, длинными густыми ресницами и застенчивой улыбкой (просьба воспринимать без всяких инсинуаций: все подробности приведены только для того, чтобы отразить истинную сущность этого достойного сына своего племени), обладающий, наверное, кучей всяких качеств и талантов. Один из которых удачным образом воплотился в умение водить автомобиль.

И так, как мы выясняли, своим именем Симбад был обязан древнему роду понтийцев, к которому он несомненно принадлежал. И только за годы постосманской империи и византийско-тюркско-готского засилья был вынужден причинно адаптироваться к окружающей среде. Но, как говорится, происхождение и родовое семя, голубая кровь и дворянская кость поперёк горла – просто так не исчезают. Генотипы, фенотипы. И вот результат – как и его великие предки, Симбад живёт в курортной зоне, за зарплату не работает, деньги тратит на свои нужды и катается на раритетном авто.
Небольшой исторической справки о Генри Форде и классическом американском автомобиле Red Wan образца времён рок-н-ролла – не будет. Потому что, как обычно, все вопросы к Румблеру©.

Так вот, тот самый Red Wan и стал нашим любимым авто на все время похода. Сначала кто-то уклончиво сказал, что нашей машиной станет попсовый Мерседес, затем ещё «что-то», но в итоге мы получили живую легенду. Правда, зачем-то перекрашенную в белый цвет.

Мне, как человеку перед и на машины падкому, сразу стало любопытно буквально всё, от комплектации, до пробега и радиуса колёс, и, конечно же, истинный цвет. Самое главное, что я выяснил – наш белый Red Wan в молодости был красным. И только теперь, по прошествии стольких… я понял, почему Симбад изменил красный цвет на белый – чтобы никто не догадался, что он и по сей день остаётся истинным понтийцем, блюдущим и чтящим традиции и устои своего народа.

В общем и целом нам повезло. Автомобиль вместил все наши вещи - большая часть на крыше, меньшая в салоне. И всех нас: большая часть в салоне, меньшая рядом с водителем. Мы резво стартовали от вокзала и помчали в сторону Красной Поляны.

Для того, кто хотя бы однажды делал заброску на кавказские реки, будут привычными разговоры и о горном серпантине, о неожиданных обрывах над страшной пропастью, о камнепадах, и даже просто о том фоне, благодаря которому горные кавказские дороги остаются именно таковыми. В нашем случае, в той или иной степени, но всё это присутствовало.
Поэтому воспроизведу лишь отдельные кадры из дорожной хроники: на выезде из Адлера – скромная пальма в центре автомобильного круга, настолько скромная, что если бы ни её месторасположение, никто бы её и не замечал; недостроенный аэропорт современного стеклобетонного дизайна с полноценной взлётной полосой, на которой простаивали чьи-то одинокие ИЛ-76; форелевое хозяйство с множеством бассейнов с кристально чистой водой; страусиная ферма по образцу австралийских аналогов; долгое пропускной КПП перед Ах-Цу, поддерживающий тридцатиминутное одностороннее движение; тоннель над водопадом Ах-Цу с полутораметровой иконой Богородицы и живыми цветами; сам Ах-Цу.

В этом месте я возьму паузу и перескажу свои впечатления об этом удивительном месте. Ах-Цу стал самым красивым порогом, когда-либо виденным мной. Несмотря на то, что мы не спускались вниз для его осмотра, увиденное мной сверху поразило меня (ещё в Москве я подробно изучил все материалы связанные с Ах-Цу). Я искрутился как мог и выгнулся как сумел, для того лишь, чтобы посмотреть на Ах-Цу. Мощь, красота и безумие считающегося непроходимым порогом притягивали к себе с безудержной силой.

Прохождение порога на катамаранах считается практически невозможным. Но, глядя на Ах-Цу, я понимал, почему чуть ли не каждый год, водники всех мастей пытаются или хотя бы задумываются над этой возможностью. Кажется, что всё вполне реально, немного фарта, немного смелости, совсем малость сумашедшенки и достаточно уверенности, чтобы сделать это – пройти Ах-Цу.

Вот так, глядя на Ах-Цу сверху вниз, кажется, что здесь вот по струе, там дальше слева, затем справа, потом вновь на струю, здесь не задеть, здесь успеть, а здесь не спешить… и всё – всё реально. Но потом, понимаешь, что на воде всё будет не так, всё будет намного проще, быстрее и опаснее. Поэтому, борясь с собой, с желанием покорить эту стихию, я усмирил себя лишь тем, что на данный момент я не обладал ни достаточным опытом, ни моральным правом, ни возможностью удачно пройти порог Ах-Цу. Я безумно сожалел и сожалею об этом и сейчас. Но именно там я понял, что если и есть та планка, после которой я бы сказал, что это всё, чего бы я хотел от этого спорта в своей жизни, то для меня эта планка – удачное прохождение порога Ах-Цу.

Вернёмся к хронике: множество строительной техники, прорубающей в скале новую дорогу, благодаря которой вся эта серпантинность над Ах-Цу станет ненужной; берега реки укрепленные камнями и настилом из сетки; противопаводковые бетонные ленты; труба ГЭС.

В этом месте я снова остановлюсь, чтобы соблюсти так сказать достоверность хроники. Зная особенности реки и наиболее удобные места для осмотра основных препятствий на Мзымте, мы остановились на мосту неподалеку от того места, где ГЭС возвращает забранную из реки воду. Сделали мы это для того, чтобы определить каков уровень воды в Греческом ущелье. Возможность прохождения ущелья оставалась реальностью до тех пор, пока мы не увидели всё своими глазами.

- Непроход.
- Негабарит.
- Одни камни.
- А где вода?
- Ну, допустим даже если здесь и пройдём, а вот здесь куда?
- Для четверки места нет нигде.
- Двойкам тоже не развернуться.
- По камням шкуры рвать.
- Вот вам и Греческое…
- Приехали.

Многое осталось не осмотренным, но из того что мы увидели, можно было сделать только один вывод: по такой воде мы Греческое ущелье не идём.

Конечно, это решение не было однозначным для всех водников-катамаранщиков. Но именно для нас, нашей команды, любящей слалом по воде среди камней, а не по камням среди воды, данный уровень оказался предельно малым.
Поэтому, особых сожалений или расстройств не было. Тем более что впереди нас всё ещё ждали другие не менее интересные препятствия.

Хроника: засилье рекламы, причем абсолютно московской; штендеры, рекламные щиты, вывески – всё это на фоне гор и бурной реки приводило в некоторое замешательство; Красная Поляна с уходящим в небо подъёмником и множеством облыженных туристов; краснополянские свиньи и боровы, лошади – всё это в разумной окупаемой гармонии с человеком и природой.

В этом месте дорожную хронику стоит закончить, перенаправить в эпопею, немного растянуть и разукрасить. Началось всё с того, что мы добрались до канатки, и Симбад, к слову, обещавший довезти нас именно до этого места, согласился помочь найти более проходимое транспортное средство.

Конечно, нам лично не приходилось сомневаться в возможностях американской легенды, но Симбад настойчиво уверял нас, что дорогу дескать размыло и ехать дальше он опасается. На свою беду ещё в Москве мы обзавелись «непроверенной» информацией, что на Красной Поляне можно найти нужное транспортное средство без особых проблем. И правда – найти можно! Можно даже не искать. Я бы сказал больше – лучше этого не делать совсем! Потому что тех самых пятьдесят шестых Уралов с ржавыми высокими бортами днём с огнём, а вот дорогущих джипов представительского класса – хоть отбавляй. И извозчики, конечно не при галстуках, но и не без понту – отсюда и заоблачное представление о цене за километр. В общем, ехать с таким комфортом и за такие, безусловно Деньги, мы не согласились. И вновь с надеждой обратились к Симбаду. /О канатке. Так как мы остановились по тем самым «техническим причинам», то времени особо много у нас не было. И обозревать как таковые красоты нам не так чтобы… торговые ряды с мёдом всех видов и всех сортов, наиболее частый – «высоко»горный прошлогоднезасахаренный; вино – домашнее, привозное, всякое; коньяк – всякий; сладости, безделушки, сувениры, подъёмник на одну из пяти вершин Аибги; сноубордеры, сноубордисты, сноубордитски, сноу и сноу сноубордистки – смотреть больше не на что./ Да и Мзымта, она совсем рядом, поэтому Симбад, как истинный понтиец согласился рискнуть.

Нужно сказать, что мы были не одни такие «проходимцы» рискнувшие осилить размытую дорогу. Другая группа водников, также забрасывавшаяся в Долину Нарзанов, раздумывала над тем как быть. Их современный Фордик Транзит с легковыми мостами и передней подвеской Мак Ферсон явно уступал своему прадедушке.

Red Wan форсировал всё что смог и вытянул везде где было возможно. Одно лишь обстоятельство немного подмочило его непоколебимую репутацию. При прохождении одной из канав задняя дверца сделала – хлоп, а катамаран, почувствовав свободу, сделал – плюх. Выпавший на дорогу свёрток весом около сорока килограмм быстро привлёк к себе внимание всадников (поездки на лошадях в данной местности это не только бизнес, но и средство передвижения). Поэтому нас известили о пропаже раньше, чем мы поняли что произошло. Погрузив катамаран обратно, мы продолжили своё вездеходство.

Трясло редко, да и особого дискомфорта мы не испытали. Дорога оказалась вполне по силам и даже более того. Вспоминалась прошлогодняя заброска на Лабу, когда такие команды как – «все на правый борт» или «все на левый борт», отрабатывались за доли секунд. И само ощущение от «плохая дорога» было настолько «хорошим», что надолго осталось в памяти.

Автомобильная часть пути довольно быстро подытожилась местом традиционного стапеля на Долине Нарзанов и разгрузкой вещей на месте ночёвки. Место выбрали быстро. Помимо нас на Поляне уже стояло порядка пяти групп и втискиваться где-либо не получалось. Поэтому мы расположились в небольшом отдалении, за мостом по левому берегу в трёх метрах от необитаемой летней беседки.

Симбад, ещё раз подтвердив своё искреннее желание снять нас через несколько дней с плотины, отправился назад в Адлер. Мы же остались на берегу Бешенной, поскольку дальнейшие наши планы были связанны только с ней.

Безлюдный берег горной реки. Где-то вдалеке звучит мелодия: The Beatles – «A hard day’s night». Редкие силуэты ненадолго восстанавливают перпендикулярность поверхности, но затем снова ложатся в горизонталь. Мир, спокойствие, братство, равенство… счастье.

Ведь именно в этой песне, что дескать как бревно, что дескать меня не тронь, что всё и так прошло, что на фиг мне гармонь – это про итог вечера. Вернее даже про то, как мы плавно отходили ко сну. А до этого были вполне плановые события не предвещавшие, но подразумевавшие такой яркой кульминации.

Обосновавшись на новом месте, на несколько дней пообещавшим стать нашим домом, мы обнаружили для себя много ценного: отдалённость от всех остальных групп; наличие стационарных туалетов в виде крепко сколоченных деревянных домиков; относительную близость к воде; радующий глаз вид на летнюю беседку, вносившую в наше пребывание особый уют; правильно выросшие деревья с вбитыми в нужных местах гвоздями, подвешенными полочками и даже зеркальцами; и самое главное – стол. Обеденный стол рядом с костром во многом помог нам забыть о походных особенностях принятия пищи. Были там и брёвнышки, и палочки, и даже дровишки, какие никакие, никакие, но были. Поэтому плюсы в ухоженности места стапеля вполне очевидны.

Разбили лагерь, разобрались на кухне, раскидали повсюду свои вещи, собрали катамараны, огляделись, осмотрелись, разбежались, собрались… обжили местечко и вспомнили об ужине. Лёшка с Женькой вкусно приготовили макароны с тушёнкой и мы:

«палатки расправили крылья,
костёр затянулся дымком.
вот если бы только не пили
романтики водку потом,
то было бы как-то…
не верно, не правильно, не с руки:
счастливыми внешне безмерно,
размеренными изнутри»

К слову, выпили в первый вечер мы предостаточно. Чуть больше половины всей водки, что брали на весь поход, и ещё полтора литра вина… впрочем – выпито и выпито.

О том как будем раскатываться почти не разговаривали. Пели песни, веселились, вспоминали, радовались. Настя, заинтригованная скрытыми талантами Сергея (Brioni), настойчиво упрашивала его исполнить песенку «Про Жучка». Сергей (Brioni), как мог, оттягивал момент, но под конец вечера не устоял и выдал незабываемую сольную партию. Песня надолго тронула нежное девичье сердце. На утро же Сергею (Brioni) пришлось расплачиваться за проявленную вокальную смелость и бороться с похмельем. Вечер удался на славу.

«Кончим! – вымолвил Мондамин,
Улыбаясь Гайавате,–
Завтра снова приготовься
На закате к испытанью».

Мы все ещё присматривались к Мзымте и, как и полагается настоящим героям, проявляли свой героизм в других направлениях.

Здравствуй, Мзымта, это Мы! / Танцы перед Троллейбусом

«Стоит мне своим дыханьем
Только раз на землю дунуть,
Остановятся все реки,
Вся вода окаменеет!»

Судя по выглядывающим из палаток лицам, в своей борьбе за трезвость Сергей (Brioni) был не одинок. Я и сам с трудом ориентироваться на местности. К тому же ночь мы провели в постоянном движении: поверхность на которую мы установили палатку имела небольшой наклон, благодаря которому мы с Пашей медленно сползали вниз, а Сергей (Thotta), наоборот, памятуя о том, что его спальник мало чем отличался от простынки, двигался в разных направлениях, лишь бы хоть как-то согреться. Все остальные, в той или иной мере, чувствовали себя готовыми к завтраку. Готовность к сплаву никто не проверял.

В двух словах о завтраке: снова и снова подтвердись уже ставшие непререкаемыми истины о том, что моментальные каши – это чуть ли не единственное после горчицы из тюбика, за что можно похвалить космическую пищевую отрасль, и то, что наше отношение к сахару с каждым походом всё более пресное. Видимо, сказывается возраст.

К полудню все экипажи были готовы к встрече с Мзымтой. Адмиральский собирался сделать это первым, поэтому немного торопился, но без суеты. Экипаж Гоши также не испытывал никаких проблем. Что касается двух остальных, то у Мажоя проявилась странная особенность, так называемый положительный угол развала баллонов, равный 40-45 градусам, а у четвёрки старая болячка в виде периодически травящего левого баллона. И то и другое сперва не вызывало особых претензий, но позже потребовало к себе особого внимания.

Сплав решили начать с правого берега, сразу перед мостом. Левый берег перед мостом более удобен для схода, но возможность удачно попасть в правую протоку, не задев при этом опору мосту, представлялась нам несколько рискованной для первого раза.

Техническая справка: Долина Нарзанов – это традиционное место для начала сплава по Мзымте. Начинать сплав можно как перед мостом, так и после него. После моста достаточно мест для того, чтобы поставить судно на воду и успеть выровняться на струе, что касается возможности начать сплав перед мостом, то вариантов не так и много. Чуть выше моста берег естественным образом отсекает скальным массивом любые подходы к реке, поэтому те оставшиеся сто метров до моста используются для начала сплава по обе стороны. Мост становится первым препятствием разделяющим реку на две протоки. Обе протоки судоходны, но левая менее предпочтительна, потому как сразу на выходе из-под моста на струе стоит огромный каменный монумент, избежать контакта с которым крайне непросто. Правая протока – без помех. Сразу после моста река уходит налево. Русло то там, то здесь пестрит обливными камнями, а берега завалами.

В нашем варианте сразу после моста лежало длинное неприятное дерево, и далее по правому берегу завал из множества обращенных корневищами к основной струе деревьев. Об уровне воды можно сказать лишь одно: по мнению Насти, побывавшей на Мзымте в прошлом году, а также завсегдатаев из других групп, уровень – выше среднего. По моим же ощущениям и в сравнении с прошлогодним уровнем в Лабе – низкий. То есть для четверки с таким уровнем воды во многих местах приходилось изрядно крутиться, да и для двоек – слалом стал основным развлечением. Весь этот участок протяженностью около километра от моста и до первого порога «Троллейбус» представляется шиверой 3 к.с. Но стоит отметить, что расслабляться здесь негде и некогда.

Выбор нами правой протоки оказался верным решением. И экипаж одной из смежных групп на личном примере подтвердил всю его состоятельность. Катамаран-четвёрка «Рафтмастер» отчалил от левого берега и, явно не успевая обогнуть опору моста с правой стороны, пошёл в левую протоку. Перед самым мостом, при лёгком касательном контакте с опорой, первый правый гребец теряет весло, которое удачно подхватывает сидящий за ним товарищ. Далее, как по нотам: на выходе из-под моста жесткий контакт левым баллоном с монументом, рикошет назад к опоре в сторону поваленного дерева и аккуратный выход.

При ударе о монумент, один из гребцов теряет равновесие и его выбрасывает из упоров, но так, что он не покидает судна, а остается в упорах, но уже с прямой ногой. Вернуться в нормальное положение у него не получается, поэтому весь оставшийся путь до аварийной чалки он проделывает в таком «…» состоянии. Что говорить, что после данного происшествия больше никто не рискнул идти левой протокой.

Все наши экипажи сплавились по несколько раз: четвёрка дважды, адмиральский и Мажой трижды, а Гоша аж четырежды. Трудности возникали по большой мере на первых метрах - нагромождение камней у самого берега не всегда позволяло выйти на струю с первого раза. В остальном, всё было вполне приемлемо: слалом между камней, уходы от завалов и чалка на струе.

Единственным, кто отличился в это день на участке до Троллейбуса, был экипаж четвёрки. Конечно, можно вспомнить и то, что как экипаж мы встали на воду именно в этот самый раз, и что про опыт хождения на катамаране четверке вообще речи не шло, и про то, что изначально была намечена неверная траектория, не скорректированная с учетом прохождения всех остальных экипажей, и про то, и про сё, и ещё про что-нибудь, но всё это будет глупым и ненужным, потому что уже при повторном прохождении того же самого участка в тот же самый день, а впоследствии и основных порогов, экипаж четвёрки доказал своё право на существование и живучесть в самых непростых ситуациях.

Поэтому расскажу, как непосредственный участник, а также виновник данного блина, как он этот самый блин, комом выпекается.

«Нет, не гусь, не цапля это,
Не нырок, не Птица-баба
По воде плывет, мелькает
В легком утреннем тумане:
То березовая лодка,
Опускаясь, подымаясь,
В брызгах искрится на солнце,
И плывут в той лодке люди
Из далеких стран Востока,
Лучезарного рассвета;
То наставник бледнолицых,
Их пророк в одежде черной,
По воде с проводниками
И с друзьями путь свой держит».

Для начала, мы дождались того, как все экипажи по разу пройдут намеченный участок. Затем взяли на плечи катамаран и пошли сплавляться. Спуск и подход к воде не самый удобный, но иного выбора не было. Множество камней, быстроток и всего порядка двадцати метров до моста. Спустили судно на воду, заняли места в упорах и… с этого момента начался тот самый блин.

Адмирал (MLN) не расслышал просьбы придержать катамаран, поэтому, когда судно потащило на струю, Паша с трудом успел запрыгнуть на баллон. Пока он садился в упоры, мы уже были под мостом. Этот момент изначально внёс некую нервозность лично в мои действия. Далее мы удачно отработали от дерева и камня влево, но потом… пошли по неверной траектории – правее обливного. К слову, все остальные обходили его с левой стороны. Не успели, ударились о камень, развернулись, и кормой влетели под деревья.

В таком состоянии пошли вдоль левого берега. Я инстинктивно и Сергей (Thotta), глядя на меня, стали работать вперёд. От Паши последовала команда на телемарк. В тот же момент на берегу появились люди. И экипаж судорожно пожелал чалиться. К этому времени катамаран уже подсел кормой под камень у левого берега. Паше прижало ногу, а Сергея (Thotta) немного притопило. Мы по одному выбрались на берег и с помощью других водников вытащили наш катамаран.
Было во всём этом и немного глупости, и случайности, и закономерности, и правильности и неправильности, но об одном можно сказать с уверенностью – этот «блин комом» пошёл нам на пользу.

По результатам дня ещё долго оценивали все наши действия, каждого экипажа. Обсуждали, делали какие-то выводы, выносили решения. Все настолько увлеклись полемикой, что почти забыли о том, как красиво и здорово в этих местах.
И так, обо всём понемногу: за первые дни Илья подхватил ангину, Сергей (Thotta) потянул плечо, Андрей кисть, Настя заработала первые синяки от упоров; пока ребята ходили к Троллейбусу, я с топором в руках заготовил буковых дровишек, явно прибавив в агрессии к природе (для тех кто не знает – бук не только особо ценная порода древесины, но и такая гадость, которая повсеместно растет на Кавказе и по привычке используется всеми кому не лень в качестве дров), впрочем, я могу и ошибаться насчет бука, потому что растущий здесь же самшит также попадался мне под топор, да, и эхо ни раз мне вторило подобным образом:
–Shit!
–Самшит!

Днём к нам в лагерь приходили местные рыбаки с чудными ротвейлерами, кажется, в поисках рыбы; встречались пограничники в количестве три штуки плюс ефрейтор, настолько беззащитные, что вполне бы сошли за беженцев; встречались девушки на лошадях; девушки без лошадей; лошади; погода была хорошей; настроение положительным.
Ужинали в этот день довольно поздно и почти в полной темноте: луна отказывалась отражать солнце во весь накал. Пили мало и по большей части воду из местных нарзановых источников, с легкой руки Паши получившую название – Сероводород.

Чистая вода тоже всё ещё имела место быть. Родник находится не так и далеко от поляны, но всё-таки, в этот день мы впервые приобщились к загадочной и интересной реке Мзымта, и снаружи и изнутри.

Вечер первого сплавного дня не закончился раскаткой до Троллейбуса, как можно было бы предположить из предыдущего описания, а наоборот продолжился прохождением порога. Все экипажи за исключением экипажа четвёрки испробовали свои силы в Троллейбусе. По понятным причинам четвёрка намеревалась пройти порог лишь один раз, в то время как все остальные захотели сделать это как минимум дважды. Кто же знал, что каждое новое прохождение будет кардинально отличаться от предыдущего. Для тех, кто в первый раз прошёл всё без запинки, второй раз сложился куда более экстравагантнее.

Я намеренно решил объединить два сплавных дня в одном месте – порог Троллейбус. Потому что, как и в первый, так и во второй день, этот порог стал показательным участком для всей нашей команды и реки в целом.
Порог Троллейбус - один из самых интересных участков на Мзымте. Общей протяженностью порядка трёхсот метров и категорийностью 4-5 к.с. Осмотр порога прост и удобен при любой погоде и в любое время суток. Дорога услужливо петляет у самого берега реки. Подступы безопасны, а сам порог «как на ладони». Однако, Троллейбус не был бы таковым, и носил бы название подоступнее, вроде Такси, если бы всё было так просто и незатейливо.

Техническая справка: традиционно порог Троллейбус можно делить на две-четыре ступени, каждая из которых характеризуется своими особенностями. Наиболее предпочтительным мне представляется деление Равиля Айбатулина на две ступени – «Первая начинается непосредственно ниже устья ручья. Это расположенные друг за другом 2 метровых слива; ширина реки в этом месте 7-8 м. Далее следуют сложные сливы через обливные и полуобливные камни (на заходе здесь идет сильный навал на обломок скалы у левого берега - "Троллейбус"). Далее река делает крутой зигзаг вправо-влево, высота сливов и количество камней в русле уменьшаются. За левым поворотом река делится на две протоки длинным узким островом. Правая протока маловодная, забита камнями и проходима только по большой воде. Основная протока - левая. Это крутая горка с небольшими сливами и бочками. В конце её – навал на большой камень у левого берега».

Оба раза порог шли без вещей. Тем более что в первый день заброска не потребовалась, а во второй была не в тягость. Адмиральский экипаж лихо прошёл все ступени Троллейбуса и с победоносным чувством уверовал в свои незыблемые силы. Экипаж Гоши, также, может чуть менее удачно, но всё же без особых заминок проскочил по треку. Что касается экипажа Мажоя, то здесь всё в буквальном смысле развернулось иначе.

При прохождении второй ступени по левой протоке экипаж, а вместе с ним и судно, делает несколько незаурядных телодвижений, позволивших обострить бесчисленные рецепторы и нервные окончания всех, кто наблюдал за этим действом. Для начала катамаран садится на один из полуобливных камней, самостоятельно сняться с которого уже не получается. Далее, прибегнув к помощи с берега, катамаран таки возвращается на струю, но снова налетает на камень. И под напором воды переваливается через него. Что удивительно – ни киля, ни каких-либо потерь вёсел, хорошего настроения или ещё чего ценного – не последовало. Но сам факт того, что порог способен преподносить сюрпризы, запомнился.

На второй день, памятуя о вышесказанных событиях, порог решили идти аккуратнее. Также в этот день в планах стояло: сняться с Долины Нарзанов, пройти порог Троллейбус и, проследовав мимо Красной Поляны, встать лагерем вблизи порога Люлька.

Первым в этот день как и всегда шёл адмиральский экипаж, далее Мажой, четвёрка и Гоша. Экипаж Гоши эффектно отработал в Троллейбусе все положенные приемы грамотного прохождения высококатегорийных препятствий и тем самым завершил наше рандеву. Экипаж Мажоя, хоть вынужденно и пропустил вперёд себя экипаж четвёрки, но по сравнению со вчерашним, выглядел куда более уверенно и прошёл все ступени без эксцессов. Экипаж четвёрки напустил много сигаретного дыма и паров валерьянки вокруг своего прохождения, но порог прошёл образцово-показательно. Для адмиральского же экипажа Троллейбус, постоянно упоминаемый Лёшей не иначе как Трамвай, на этот раз стал испытанием на прочность.

Сценка. Монолог сошедшего с ума пассажира троллейбуса (Ильфа и Петров).

«Переполненный троллейбус, толчея, водитель объявляет «остановку», гражданин с портфелем в руках безуспешно пытается протиснуться к выходу. Сделать это быстро у него не получается и тогда он задаёт единственный вопрос который и сводит его с ума:
- Товарищ, вы выходите?
Получив утвердительный ответ, он уже не в силах контролировать свои чувства:
- А вы, товарищ, вы тоже выходите? И вы выходите? – обращается он к остальным. – И вы тоже выходите? Здесь что, все выходят?».

Примерно по такому же сценарию развивались события и в нашем случае. То есть попытку выйти из Троллейбуса в одиночку Лёша осуществлял четырежды. Но слава всем, всем, всем, что у него это не получилось.

Катамаран зачалился сразу после порога. Сергей (MLN) сошёл на берег и, держась за весло, вдыхал уже спокойный и разреженный воздух. Лёша высвободился из упоров и погрузился в воду рядом с катамараном. Всё было позади.
А было вот что: за несколько минут до этого мимо меня пронеслось Лёшино весло, поймать которое, к сожалению, я не успевал. Я ещё более внимательно стал всматриваться в порог, выставив руку с «морковкой» на изготовку. Там, откуда приплыло весло, был адмиральский экипаж. И, судя по всему, было им там непросто.

Начиная с первой же ступени, Лешу вымывает из упоров, но он остается на судне. Сергей (MLN) помогает ему забраться на катамаран и они продолжают движение. Но чуть дальше его вымывает и во второй раз, и с тем же результатом они борются за свои жизни, продолжая оставаться на струе. Когда Лёшу во второй ступени вымывает и в третий раз, Сергей (MLN) неимоверным усилием затаскивает катамаран на один из камней, что позволяет выиграть некоторое время и вновь вернуться на трек. Но Лёшу вымывает и в четвертый раз, и вновь всё обходится благополучно.

В один из этих разов Лёша теряет весло и Сергей (MLN) успевает дать ему запасное. В итоге прохождение Троллейбуса адмиральский экипаж завершает нормально. Говорить о сорванных голосах, потрепанных нервах и количестве адреналина не приходится.

Ещё более актуальным и явственным в понимании того, насколько сложен и непредсказуем этот порог, является тот факт, что буквально спустя несколько дней здесь погибнет человек.

«По реке плыл мощный Квазинд,
По теченью плыл лениво,
Под дремотной Таквамино,
Плыл в березовой пироге,
Истомленный тяжким зноем,
Усыпленный тяжким зноем,
Усыпленный тишиною.
По ветвям, к реке склоненным,
По кудрям берез плакучих,
Осторожно опустился
На него Дух Сна, Нэпавин;
И упал на борт пироги
И свалился в реку Квазинд,
Головою вниз, как выдра,
В воду сонную свалился,
А пирога, кверху килем,
Поплыла одна, блуждая
По теченью Таквамино.
Так погиб могучий Квазинд».

Официальное сообщение: 7 мая 2004 года на реке Мзымта трагический погиб Алексей Рубцов родом из города Мытищи. Группа из восьми человек на двух катамаранах четвёрках (Рафтмастер) после раскатки на реке Аксаут перебросилась на реку Мзымта. После просмотра порога Троллейбус и выставления страховки первая четвёрка начала прохождение. При заходе непосредственно в Троллейбус катамаран не утянулся влево и правым лагом был прижат к глыбе. Команда не сделала откренку на прижим. Подкус левой кормы. Киль. Одного из членов команды вынесло в правую протоку порога, где он успешно выбрался на правый берег. Один смог залезть на перевёрнутый катамаран. Двое других шли самосплавом впереди перевернутого катамарана. После прохождения порога один из них смог выбраться на левый берег. Алексей пошёл дальше, пройдя примерно 2,5 километра по реке самосплавом. После очередного поворота с правого берега главную струю пересекало поваленное дерево. Пройдя под деревом, Алексей, не подавая признаков жизни, скрылся за островом. Скорее всего, он получил удар под деревом, потерял сознание и захлебнулся. Тело было найдено спустя пять часов под правым берегом.

Конечно, хочется обойтись без параллелей и сравнений, но и забывать о том, что Мзымта это не та река с которой нужно начинать осваивать водный Кавказ, не стоит.

В нашем случае всё прошло хорошо. И не малую заслугу в этом сыграл опыт и уверенность в своих силах каждого из членов экипажа.

Что касается проблемы с куликовскими упорами, то после данного инцидента, Лёшей неожиданно был найден новый способ «борьбы» с ними. А именно: теперь, прежде чем затягивать упоры, Лёша полностью распускал их, до конца, и уже только после этого подгонял под себя. Конечно процедура сбрызгивания водой тоже не забывалась.
В общем, как ни странно, но данная последовательность действий оправдала себя на все сто процентов и в дальнейшем уже применялась Лёшей повсеместно (опять же, для тех кто не в курсе, проблема «Лёха и упоры» стала нарицательной и количественно грозила перерасти в качественную составляющую).

Так или иначе, но порог Троллейбус внёс серьёзные коррективы во всё наше дальнейшее поведение на реке. Отмечу лишь некоторые наиболее яркие перемены в настроении участников команды. Для удобства и простоты восприятия они сгруппированы в таблицу №1. Все высказывания максимально приближенны к оригинальным как по эмоциональной окраске, так и по словарно-лингвистической составляющей.

«Купила мама коника, а коник…
без кондиционера, без гидроусилителя,
без ABS, APS, SIPS и всякого другого свиного фарша…
Настоящий лошадь, вах!»

День аккуратно, как бережливая старуха, собрал свои последние часы в небесное лукошко и растянулся над горизонтом. Мы всё ещё приходили в себя от количества адреналина насытившего нашу кровь и делились впечатлениям: Троллейбус был пройден. Впереди нас ждала сравнительно спокойная шивера 3 к.с. И тихий вечер у костра.

Шивера после Троллейбуса и до порога Люлька не стала для нас запоминающимся препятствием. В этом не малую заслугу сыграло удачное прохождение Троллейбуса, да и то, что подобные шиверы на Кавказе – обычное дело. Но, опять же, хотелось бы предостеречь от поспешных выводов. Лёгких шивер 3 к.с. на Кавказе просто нет. Вот и в этот раз, когда мы проходили этот тринадцатикилометровый прогон до Люльки, нам удалось повеселиться.

Сперва мы старались держаться схемы сдвоенного тандема, но затем, когда задача «некоммерческий сплав» сменилась на задачу «поиск места для бесплатного ночлега», всё наше построение хаотично рассинхронизировалось. Экипаж Мажоя вытворял излюбленные, ставшие в этом походе коронными, номера индивидуального усложнения самых простых ситуаций. Адмиральский, не зная «куда путь держим-то» постоянно оглядывался назад. А сзади, набравший крейсерскую скорость экипаж четвёрки таранил всё, что попадалось на его пути.

Так, в один из схожих моментов я был безумно рад тому, что ногами остался в упорах, а головой в каске. Будучи левым, и к тому же ещё и крайним передовым, ну не мог я не поймать себе на каску часть поваленного дерева под которым мы так быстро пронеслись. Всё произошло по классике: сначала фигак, потом фигульки, фигульки, фигульки… В общем в голове прояснилось. Но позже, мы догнали и адмиральский катамаран и с не меньшим успехом подсели под его корму. Правда, на этот раз без последствий.

И всё это, на фоне того, что у Сергея (Thotta) с непривычки затекли, а поэтому жутко болели ноги, а у Насти сквозь линзы солнечных очков не проходил не только солнечный свет, но и свет звезды «путь нам указующей».

Никто кроме Насти, побывавшей здесь ранее, не знал, где начинается тот самый порог Люлька, перед которым мы должны были зачалиться на ночёвку. И где эта самая Красная Поляна по правому берегу. Поэтому, когда казалось бы мы уже испробовали все самые «идиотские развлечения на воде», включая загнутое Женей весло буквой «Гы», левый берег реки с двумя дикопасущимися лошадьми показался нам «тем самым местом». Местом нашего ночлега.

Несложная чалка на широкой отмели левого берега, прогулка по ровной зеленой травке – всё это утвердило нас в правильности выбора. Настя пояснила, что в прошлом году берег реки выглядел совершенно иначе. То есть если раньше мы ожидали увидеть высокий отвесный берег бурной реки, то теперь это был уже не такой высокий, не такой отвесный, но все такой же берег, всё той же сумасбродной Мзымты. Выяснилось, что за год берега претерпели существенные изменения и были размыты, что для этих мест, опять же, ничто иное как данность.

Мы бодро вытащили свои катамараны на берег, возвышавшийся над рекой метра на два, и с удовольствием отметили, что поляна, где мы собрались разбить лагерь, более чем привлекательна. Уютное, тихое и чистое место буквально заждалось нас в гости. Альпийский луг, место для костра под естественными навесами из ветвей деревьев и умопомрачительный вид на реку. На лугу мирно паслись сказочные лошади: мама со своим жеребенком, и вокруг, казалось, не было ни души…
Где-то вдалеке, на том берегу, виднелось культовое поселение «Krasnaya Polyana». Добраться до которой мы так и не смогли: люльку, как и саму канатную дорожку, во время паводка смыло, а натянутый трос держался за деревья на «эх, честном слове». То есть, конечно, мы предприняли нетрезвые попытки закинуть трезвого живца на ту сторону. Уж больно нам хотелось испробовать краснополянского вина. В роли живцов/гонцов предполагались Женя и Сергей (Thotta), но идея оказалась слишком нетрезвой, чтобы так вот запросто быть притворенной в жизнь. Решили обойтись «старыми запасами». И осуществить задуманное – завтра. Традиционным, пешим путём.

В этот вечер всё было немного размыто и затянуто. Долго темнело, долго ставили лагерь, долго искали дрова, а затем разжигали костер, долго готовили ужин, даже ужинали и то не так быстро, как обычно. Но вечер был поистине сказочным. Присутствие пасущихся лошадей, в особенности такой милой картины как мама с жеребенком, придавало вечеру удивительное спокойствие и умиротворение. Все понемногу расслабились и дали волю усталости.

На завтра мы решили устроить себе «выходной» и разнообразить походную ленту «пешкой» до подъемника и восхождением на Аибгинский хребет. Поэтому весь вечер мы пели песни, жгли Настины волшебные бенгальские огни и просто радовались жизни. В довершение сказочности в полночь с гор спустилось облако и осыпало нас самым настоящим снегом. Холодно не было. Было здорово.

Мы ещё долго разбредались по палаткам, освящая себе дорогу искусственным светом. Свет фонаря то и дело выхватывал из темноты то падающие снежинки, то лошадиные силуэты. И так же долго укладывались спать. Ночь. Шум реки. Горные склоны. Красота, за которой стоит уезжать на край света.

«Лучше гор могут быть только горы.
Лучше горной реки – ничего!»

Водники по своей сути один из самых экстремально-уникальных видов спортсменов-туристов, туристов-спортсменов, туристов, спортсменов или ещё чего-то там с чем-то. И вся их уникальность и экстремальность в том, что определить кто же они на самом деле – невозможно.

Пожалуй, только водники могут похвастать тем, что, являясь частью водной стихии, не гнушаются всех остальных видов природного единоборства. Сложно представить себе туриста-велосипедиста… нет, конечно, туриста-велосипедиста представить себе как раз не сложно, но вот чтобы этот самый «турвист» разнообразил свой многодневный маршрут по дорогам Абхазии однодневным сплавом по Чегему, пускай и на захваченном с собой каяке – затруднительно. То же самое и с альпинистами, которые вряд ли согласятся «заодно» с покорением местного ледника Цахвоа (3345 м.) прокатиться по Малой Лабе. И тем более уж не спелеологи/сноубордисты, которые хоть и причисляют себя к людям с адреналиновой зависимостью, мало чем отличаются от любителей одновременной игры в миниатюрные шахматы.

Что касается водников, то этот народ не признает компромиссов и ограничений. И скорее оправдывает предпочтение водной стихии своей природной леностью, чем боязнью или неспособностью. Водники способны на всё, просто не всегда это показывают. Так, водники единственные кто на своих маршрутах чередует водные препятствия с горными, равнинно-пересечёнными, городскими, человеческими и всеми остальными, которые только попадаются на их пути.
Подводя итог этой утомительной прелюдии к… хочу сказать, что хотя мы и слазали в горы на высоту 2238 метров, все равно, даже оттуда мы смогли разглядеть как внизу шумит и пенится наша река Мзымта.

Итак, мы решили не упускать возможности посмотреть на все красоты Кавказа с высоты начала птичьего падения. Единственным и пожалуй самым удобным для этого местом является так называемая курортная зона Красная Поляна. И её Аибгинский хребет.

Для натуральности восприятия приведу небольшой отрывок из «Путеводителя по Кубани» А. Самойленко:
«Массив горы Аибги находится на Южном Передовом хребте и имеет много вершин, но наиболее известны четыре из них: пик I (западная вершина), пик II (центральная вершина), пик III (восточная вершина) и пик Чёрная Пирамида (к северу от пика II). Отметка пика II (2450 м), на котором находится пункт триангуляции, в литературе даётся как высшая точка Аибги.
В июле 1984 года было произведено тригонометрическое нивелирование вершин Аибги, в результате которого выявилась высшая точка Аибги - пик III, высота которого оказалась равной 2462 м, т.е. на 12 м выше пика II (2450 м). Отметки остальных вершин: пик I - 2 391 м, пик Чёрная пирамида - 2375 м.

Итак, Аибга - хребет, разделяющий среднюю часть долины Мзымты и верховья Псоу; максимальная высота - гора Каменный столб высотой 2509 м (в данном случае идёт речь о высоте хребта Аибга). Село Аибга располагается в верховьях Псоу. Аибга - это название одного из горных абазинских обществ, проживавших в середине XIX в. в верховьях Псоу и, по свидетельству Ф.Ф. Торнау, насчитывавших до 180 семейств, где главная фамилия Маршании. По-видимому, этот этноним распространился и на название ближайших гор. Ш.Д. Инал-Ипа предполагает, что Аибга происходит от имени абхазского рода Айба.

В этой связи важно свидетельство Люлье, называющего эту местность Аибу, наряду с сохранившейся до наших дней формой Аибга. Возможно, что этот топоним происходит от абхазского абга (абгара) - "обрыв", "обрывистое место"».
Интересным будет и отрывок из статьи Алексея Елефиренко «Земля Аибга» в журнале «Кубань-Инфо» №11(3) от 10.07.2002 года:
«В "Дорожнике экскурсий по горам и ущельям Сочинского района: Сочи и его окрестности", изданного Кавказским горным клубом в 1911 году в Санкт-Петербурге, написано так:
"Параллельно большой горной реке Мзымте, образующей озеро Кардывач в истоках и большое расширение в долине у Красной Поляны, - течет менее значительная, но более грозная река Псоу. Долина её лежит смежно с долиной реки Мзымта, восточнее. Особая суровость долины Псоу обусловлена тем, что начиная с 10 версты от уровня моря, река течет по известняковым и мергельным теснинам, причем породы здесь плохо уступают выветриванию. Местами склоны теснины совершенно отвесно идут над рекой до высоты 100 и более саженей. Лишь верхнее течение Псоу, легшее по простиранию свиты сланцев и сланцеватых мергелей, сравнительно шире раздвинуло бока долины; на террасах верхнего течения расположилось 5 поселков, занятых русскими переселенцами".

Горное село Аибга располагается на обширной террасе, на высоте 840 метров над уровнем моря, что на 100 метров выше, чем Красная Поляна. На старых картах эту землю величали Айбога. Два века назад, здесь жили садзы или южные абазины, русские называли их джигетами. Эти черкесские общества занимали обширную территорию от Хосты до мыса Пицунда, граничили с убыхами и абхазами. По окончании Кавказской войны, во второй половине 19 века, около 20 тысяч садзов практически полностью переселились в Турцию, оставив после себя богатые сады и пастбища.
Старые черкесские сады - явление уникальное, они интересны и ученым, и практикам. Места эти удивительные - здесь растут не только пихтовые, дубовые и каштановые леса, но и леса грушевые, целиком, состоящие из груши Кавказской, которая живет до 300 лет. И все это время она плодоносит. Из муки груши пекли хлеб, плоды коптили, готовили крепкий узвар - очень сытное и вкусное блюдо.

В черкесские сады вложен труд многих поколений - местные жители, джигеты, производили селекцию плодовых растений, секреты которой передавались из поколения в поколение. Ближе к дому, они сажали деревья с самыми крупными и сладкими плодами, отбирая их в диком лесу. Каждой весной делали прививки. Результатом кропотливого труда и стали эти сады».

В нашем случае возможность лицезреть знаменитые черкесские сады представилась лишь однажды, когда мы проходили мимо посёлка Эсто-Садок, красноречиво отразившим своим названием эту свою историческую особенность. К сожалению, кроме названия, от сада ничего толком и не осталось. Несколько плодовых аллей скорее походили на кучку заброшенных дикарок, чем на культурные посадки. Впрочем, нас больше интересовали горы, чем сады. Но обо всём, в свою очередь.

Когда вчера ночью я укладывался спать, то даже представить себе не мог, что утро ознаменуется чем-то необыкновенным. Да и перспектив, скажу честно, никаких не наблюдалось. Мало того, что снег противной моросью и ранний подъём в ознаменование предстоящей пешки, так ещё и спать я должен был по обыкновению в сугубо мужской компании. А значит на нежность и ласковые слова после долгой мучительной ночи можно было не рассчитывать.
Возможно, в других палатках что-то и было. Вернее так: в других палатках – было. Или даже так: в других палатках было такое, такое… чего у нас как всегда не было. Поэтому, когда утром я почувствовал как кто-то осторожно лизнул меня в ухо, то я даже не стал открывать глаз, а продолжил нежиться в объятиях сна.

Надеюсь, что каждому знакомо незабываемое ощущение, когда утро начинается с поцелуя, робкого и любящего, приятного, как свежее дыхание. И вот, я лежал и ждал поцелуя, но не тут то было. Вместо этого меня лизнули ещё раз, но теперь уже более настойчиво. И на этот раз в затылок. Потом ещё и ещё, пока я не понял что это не принцесса, а кто-то ужасный снаружи, через палатку, домогается моего молодецкого тела.

Я расстегнул спальник, мгновенно высвободил правый кулак и направил его в сторону лизуна. Сокрушительный удар через тонкую палаточную материю поразил лизуна в самую морду лица. Он вскрикнул и, озвучив свой безвестный уход подозрительным цоканьем, удалился в неизвестном направлении.

Я почувствовал себя если не употребленным по назначению, то по крайней мере понадкусанным. Знамо дело, что после такого конфуза ни о каком сне речь уже не шла. Желание поскорее выбраться наружу, принять душ и выпить чего-нибудь тонизирующего – вытолкнуло меня из спальника.

Сделав несколько глотков Мзымты (так запросто мы стали наименовать воду, которую брали из реки и разливали по пластиковым бутылкам в качестве питьевой) я почувствовал себя несколько лучше. Всё утро я пребывал в неведении о личности так бесстыдно покушавшейся на мою беззащитность. Внутреннее напряжение не проходило. Подозрения роились в моей голове, как мухи в банке с компотом. Самое безобразное, но наиболее логичное что могло придти мне в голову – эта личность была свиньей.

Причем не только по моральным, но и физиологическим данным. Это, мягко сказать животное, своим поведение нарушило все мои идеалистические представления о зачинавшемся дне, поставило под сомнение аморальный облик соседей по лагерю и моральный облик сожителей по палатке, напомнило поцелуй пьяной женщины и объятия трезвого мужчины, в конце концов разбудило меня самым что ни наесть наглым образом. Какое же облегчение я испытал, когда узнал, что в роли моего импровизированного насильника выступала обычная лошадь. Та самая лошадь, что встретила нас вчера на берегу, а теперь держалась на расстоянии.

Оказалось, что таким образом она слизывала своим лошадиным языком утреннюю росу, осевшую на стенках нашей палатки. И ничего более. То есть, как я уже говорил, в отличие от других палаток, в нашей ничего такого не случается.

Погода на редкость выдалась хорошей и даже жаркой, поэтому мы живо поснимали свои футболки и расположились на поляне – загорать. Предстоящее восхождение на Аибгу и радовало и расхолаживало одновременно. Так что собирались неспешно. Сергей (Thotta) решил остаться в лагере и не лезть незнамо куда и незнамо зачем. Тем более что мы ему наобещали «с три короба» и напугали «до смерти». В общем, были настроены вполне лирично и даже спели перед выходом нашего любимого «Чёрного ворона».

Вышли из лагеря ещё до полудня с намерением вернуться к часам шести вечера. Дорога от места стоянки до подъемника, как и все пешие маршруты, ничем особым не отличалась. То тут, то там мы встречали бесчисленные вроде как дикопасущиеся стада свиней, стадо коров и малочисленное местное население. Так однажды мимом нас пронесся милый старичок на красном тракторе всем своим видом показывающий, что он и есть хозяин этих просторов. А потом мы встретили и более забавное зрелище в виде «президентского эскорта» в составе двух машин: умирающе ржавого УАЗика и новенького серебристого Range Rover последней модификации. Да и так, бросающееся разнообразие машин, находящихся в собственности частного сектора от УРАЛов до Mercedes, вызывало чувство легкого недоумения.

В районе поселка Эсто-Садок, когда мы прошли аллеи с плодовыми деревьями, на нашем пути встретилось искусственное озерцо, сплошь усеянное головастиками. Количество этих маленьких эмбриончиков не поддавалось осмыслению. Мы даже подошли ближе, чтобы получше разглядеть это чудо природы. Кто-то вспомнил, что ещё вчера на берегу именно этого озера загорали какие-то местные русалки, при чем top-less, кто-то предложил искупаться, кто-то порыбачить, а кто-то подождать русалок, top-less – не предлагали. В итоге продолжили движение в точку А****.

Организованно выйдя на проезжую часть, мы быстро поймали пассажирскую Газель и попутным ветром за какие-то считанные минуты и деньги донеслись до подножия Аибги. Водитель оказался на редкость разговорчивым. Сперва расспрашивал нас о том, кто мы и что мы, а потом сам начал рассказывать нам о том, куда он и зачем.

Рассказал, что буквально пару дней назад делал заброску группы катамаранщиков в долину Нарзанов. И потом ещё одну переброску их же в Греческое ущелье. По его словам, они шли Греческое ущелье на трёх катамаранах: две двойки и одна четверка. Обе двойки легли где-то в районе порога Белоснежка, а четвёрка прошла всё, правда с большими трудностями и постоянным слаломом. Верилось, конечно, с трудом, но представить то, что кто-то ползал по камням (при нашем уровне воды) мы могли. Поэтому утвердительно махали головами и задумчиво всматривались в пейзаж.

Благополучно добравшись до канатки, мы вновь, как и три дня тому назад, побродили по торговым рядам. Побродили, побродили и ничего, кроме местной минеральной воды так и не купив, поспешили наверх. На этот раз горы были важней.
Рассказывать о технических параметрах и особенностях канатной дороги, всех её четырех уровнях и промежуточных площадках я не стану, потому как уверен, что этим должны заниматься те, кто взимает непомерную плату за подъём одного тела на высоту 2238 метров, а именно бравые парни из «Альпика-Сервис». Ибо, даже если подойти к данному вопросу не с практической эстетикофилософсконумезматической, а с чисто математической точки зрения, то получается просто удручающая, хочу вам сказать, картина. Для наглядности попробуем решить одну несложную задачку.

ЗАДАЧА НА СРАВНЕНИЕ № 51 из «Сборника задач для начинающих. Своё восхождение».

Вводная:
Итак, что мы имеем? Мы имеем: одно тело обремененное душой и одно тело душой не обремененное. Высоту 2238 метров и высоту равную бесконечности. Деньги в размере 500 (пятьсот) российских рублей и российское безденежье (нуль). Силу в виде коммерческого подъёмника канатной дороги и благотворительную Божественную силу.

Условие:
Тело обременённое душой бесплатно и с Божьей помощью стремится в бесконечность, а тело не обременённое душой за 500 рублей и при помощи подъёмника по канатной дороге на высоту 2238 метров над уровнем моря.

Вопрос:
Какое из тел в конце концов быстрее достигнет наибольшей высоты при том, что душа тела не обременённого душой уже находится на высоте 2238 метров, а душа тела обременённого душой пребывает во чреве.

Расчеты: (*предельно допустимая погрешность = +/- 0,00000000001 микрона)

Дело в том, что после того как душа наконец-то покинет тело и устремится по своим делам, все дальнейшие метаморфозы, ожидающие телесную оболочку, не будут иметь никакого значения. Ибо только в единстве телесного и духовного есть смысл бытия. А вся сущность сущного на свете, ни что иное, как суета. Вера в высшее должна быть превыше всех суетных помыслов и низменных поступков, посему жертвенность и покаяние есть первый признак добродетели, проявить которую раз в год должен каждый, отдав жалкие пятьсот рублей первому встречному. Аминь.

Она никогда не заканчивалась, и лишь изредка, оборвавшись на немыслимо высокой ноте, дарила паузу длительностью шестьдесят тактов в минуту.
Моторчики заговорочески гудели, продолжая протягивать восьмимиллиметровый стальной трос. Лента медленно ползла вверх. Механизм «Stairway to Heaven» уже второй десяток лет как фанател от Led Zeppelin.
Опоясанные поржавевшей стальной цепью мы балансировали на высоте свыше тысячи метров над уровнем моря и умилённо болтали ногами. Где-то внизу виднелся песочновытоптанный снег и милые сердцу сноубордисты. Могло показаться, что сезон их жизни бесконечен. Но никто не катается вечно.

Мы как один выпрыгнули на дощатое плато и в тот же миг покорили вершину Аибги. Теперь две тысячи двести тридцать восемь метров лежали у нас под ногами со всем остальным шестимиллиардным населением нашей планеты.

- Папа, Мама, а знаете откуда я вам звоню?
- Хм…
- С вершины!!! С Аибги!!! С Кавказских гор!!!
- Ого…
- Гордитесь дочерью своей, достойнейшей из сыновей!
- Дык…

Настя резвилась и прыгала по снежному насту. Панорама кавказских гор поразила её своим величием и красотой. Где-то далеко внизу виднелась неугомонная Мзымта, разноцветные крыши домиков Красной Поляны, зелёные луга и автомобильная дорога на Адлер. Настя от души веселилась и позировала перед объективами фото-видео профессионалов и отъявленных любителей. Покорительница рек, вершин, сердец – на этот раз она была покорена сама.

Довольно прохладно. Снег под ногами и ослепительное солнце над головой. Всё очень близко, ярко и неожиданно. Илья самоотверженно ведёт видеорепортаж, безотрывно запечатлевая буквально каждый наш шаг. Андрей на фотоаэросъёмке.
Бравые загорелые в гуталин парапланеристы расстилают свои крылатые материи и улыбками притягивают к себе пугливых покорителей. Пара тройка заветных купюр, отказно/завещательный лист и ответная улыбка взамен получасовой близости с крылатым мужчиной.

Девушки и иностранцы с особой охотой доверяют свои тела и души вольным потокам ветра и поочередно срываются с вершины. Мы провожаем их взглядами и топчемся на гостеприимном плато. Фото на память. И обратная дорога уже не кажется такой долгой.

Шаг седьмой – ненасытный

Особое удовольствие – это сделать ещё чуть-чуть, когда кажется, что всё возможное и невозможное уже сделано. Так, например, досыта откушав водочки, пригубить холодного пива или же, вдоволь «нацеловавшись» с товарищем, выкурить хорошую сигарку.
В нашем случае, поднявшись на плато вершины, мы решили не ограничивать себя и подняться ещё выше. В кафе над остановкой подъёмника. Таким не хитрым образом, мы оказались на несколько метров выше официально зафиксированной высоты Аибги.

Интерьер кафе должен был преобразиться ближе к лету и пока выглядел довольно удручающим. Но, глинтвейн и пиво присутствовали, ещё были сардельки, вишнёвый сок, кола, чипсы и шоколадные батончики. Правда, было во всё этом немного особой неправильности, так сказать, иллюзорности. Словно бы это не Аибга, а какой-нибудь Эверест, и ты на его вершине налегке в кислородной маске, с рюмкой коньяка и в окружении многочисленных шерпов обеспечивших комфортную доставку тебя на твой первый восьмитысячник.

Словом, мы не задержались в кафе и пьянённые панорамой Главного кавказского хребта отправились в обратный путь. Подъёмник спустил нас с небес на поляну. Мы ещё раз бросил взор на снежные склоны и гонимые голодом направились в сторону плотских утех.

Для трапезы мы присмотрели гостеприимное кафе с полным набором услуг. Платный туалет со всеми условиями – это особый шик в многодневном походе. А вот бассейн с форелью из местного форелевого хозяйства – мечта, которую нам было суждено осуществить.

Конечно же все сразу направились к бассейну. Плата за возможность порыбачить и выудить настоящую форель не стала для нас препятствием для осуществления мечты. Все кто хотел, дорвался до удочек и принялся удить рыбу. Особо отличился Женька. Все знают его трепетное отношение к рыбалке и всю заядлость, с которой он подходит к этому делу. Но на этот раз азарт и интерес выудить золотую рыбку превзошли все мыслимые и немыслимые ожидания.

Попытка за попыткой Женька аккуратно забрасывал, водил, подсекал и старался насадить на крючок рыбку. Очень уж он хотел рассмотреть эту красавицу поближе. Наконец удача улыбнулась Жене и, сверкая своей солнечной перламутровой чешуёй, форель затрепыхалась на маленькой стальной загогулинке, приятно натянув лесу.

Насладившись процессом и результатом ловли, мы приступили к поглощению пищи. Уха из форели была отменной, да и остальные блюда, включая пиво, насытили и ублажили нас до поросячьего визга, так мы были сыты. Конечно же мы поднимали тосты за наших друзей и близких, за покорение Аибги и Мзымту, за нас… и Сергея (Thotta), оставшегося в лагере на сухом пайке.

В довершении ко всему прочему, и тому что было, и тому что могло быть и чего миновать, увы, не удалось, а может быть и к счастью, что не удалось, но так уж случилось, что вспомнить об этом приходится, и сожалений нет, ни горьких, ни сладких, но…
На память с Красной Поляны мы решили привезти домой всякие сувениры. Особо хотелось найти что-нибудь хоть отдаленно приближенное к водной тематике. Но ничего подходящего, кроме как рогов для вина мы не нашли. Их то мы с Пашей и прикупили. В это время ребята продолжали потчевать себя всякими вкусностями и аки туземцы обменивать шершавые бумажки на полированные бусы.

Впереди нас ждала бабушка Гобидава и местное вино-коньячное море, запасы которого мы хотели исчерпать минимум на пару декалитров. Для этого нам нужно было найти авто согласное довезти до места, ту самую Гобидава и всё… всё это, как водится, завершало наше удачное покорение горных вершин и альпинистский опыт в этом сезоне.

«Так ужели Гайавата
Заходил в страну Дакотов,
Чтоб купить головок к стрелам,
Наконечников из яшмы,
Из кремня и халцедона?
Не затем ли, чтоб украдкой
Посмотреть на Миннегагу…»

Мы тщетно честно пытались найти хоть какой-нибудь подходящий… недорогой комфортный быстроходный безопасный… со всеми стандартными и несколькими жизненно необходимыми дополнительными опциями транспорт.
Назойливый микроавтобус Мицубиси постоянно путался с расценками, а Газели и иные псевдо-машины и вовсе не знали как правильно пользоваться цифрами, особенно нулями. В итоге, мы забились в маршрутный ПАЗик и за символические знаки внимания доплелись до посёлка Красная Поляна.

Нашей единственной целью были местное вино и местный коньяк. Всё остальное нас не интересовало. Ни местные женщины, ни местные мужчины, ни иногородние мужчины и женщины, ни приезжие, ни оружие, ни наркотики, ни контрабандные товары, ничего, что интересует нас обычно, только вино и коньяк.

У нас была информация о некой Гобидава, бабушке божьем одуванчике, которую мы никогда не видели, но благодаря Интернету знали.

Найти вино оказалось довольно просто. Своеобразный узор из пустых бутылок служил украшением для каждого второго забора. Да и так, по лицам жителей можно было сразу понять, что вина здесь больше чем нужно. Другое дело коньяк. На все наши попытки отыскать исконно французский напиток на традиционно кавказской земле население реагировало крайне странно. Коньяк отсутствовал практически у всех. Создавалось впечатление, что его здесь просто не пьют, либо он под строжайшим запретом. Если бы не тот самый случай.

Добрая и внешне приятная женщина, взяв Сергея (MLN) под локоть, увела его за собой. Переговоры шли долго. Мы оставались в стороне и наблюдали за тем, как фигуры периодически перемещались то в дом, то в сарай, то снова возвращались в дом. После некоторого отсутствия Сергей (MLN) вышел с загадочным, но радостным выражением лица. Выяснилось, что вино было куплено и даже на треть дешевле, чем у соседей, а коньяк и вовсе домашний, «для себя». Конечно, мы обрадовались такому исходу, но этого было явно недостаточно. И мы вновь пустились на поиски Гобидава.
Посёлок, если он всё ещё так называется, то явно ошибочно, вовсе не походил на горное селение с коренными жителями сторонящимися чужаков. В Красной Поляне мы были скорее объектами всеобщего внимания, потенциальными клиентами, чем гостями. Громоздкие рекламные щиты московских компаний недвижимости с предложением купить «домик в деревне» Красная Поляна потрясали одним своим видом. Всё это явно походило на Барвиху, пусть и с меньшим размахом, но с явным намёком на будущее. Дома в посёлке вполне соответствовали рекламным щитам: почти в каждом стандартные пластиковые стеклопакеты и центральное отопление. Сразу вспомнилось Подмосковье и областная глубинка с шиферными крышами и картофельными огородами.

Здесь, среди гор и всей этой красоты, когда и есть и пить и заниматься любимым делом можно без ущерба для здоровья, и даже с особой пользой, хотелось остаться ещё хотя бы на несколько дней, а лучше и вовсе купить дом и приезжать с семьёй в отпуск. Красная Поляна произвела на нас неизгладимое впечатление.

И нам ещё больше захотелось найти чудо-бабушку. По словам Насти, в прошлом году она с друзьями также блуждала по посёлку, но в итоге, найдя Гобидава, еле унесла от неё ноги. То есть дегустационная тара соответствовала русским обычаям.

Когда мы набрели на дом Гобидава, выяснилось, что с прошлого года её дом существенно изменился, причем в лучшую сторону. Бабушка явно не спилась, а вложила вырученные деньги в свою постройку и быт. Выяснилось, что зовут бабушку Зинаидой, а её дедушку Женей. В общем, дружный и успешный подряд обеспечил нас вином и довольно вкусными и интересными коньячными напитками (местное бренди).

Пока мы ходили по Поляне в поисках бабушки, мы успели откупорить бутылку вина и отведать её содержимое, да и потом, пока наши делегаты были у Гобидава, мы ни в чем себя не ограничивали. Только в апельсинах, кои были куплены Настей для прочих целей.

Опьянение и усталость слились в единое состояние души и легли ровным огненным загаром на наши тела и лица. Покидать Поляну собрались на авто. Поймали попутный автобус ПАЗ и поехали. И как поехали!..

Водитель явно не знал, что он не на БТР и что многое возможно только при малом, и никак не наоборот. То есть тише едешь – дальше будешь. В нашем случае мы ехали быстро и были далеко, а могли быть ещё дальше, но дорога закончилась. Поэтому мы покинули наш «взбесившийся автобус» и направились в сторону лагеря. Там где должен был оставаться наш Сергей (Thotta).

Один день из жизни Сергея (Thotta) – буря, натиск и награда

«И куда бы ни пришел я,
Звери дикие лесные
В норы прячутся, в пещеры…»

Долго всматриваясь в наши удаляющиеся спины, Сергей (Thotta) пытался выразить на своём выразительном лице выражение невыразимой выраженности. Мы уходили. Он оставался. Жизнь продолжала идти своим чередом. И ничто не могло измениться.
Сергей (Thotta) неспешно обошёл лагерь и, убедившись в том, что все вещи находятся на своих местах, залёг в палатку. Есть не хотелось, но было. Пить, тоже, но тоже. Хотелось спать.

Он было решил так и поступить, но вовремя вспомнил, что верные и заботливые друзья оставили ему самые ценные для самодосуга предметы: журнал «Максим», насос, фонарь с длинной полированной ручкой, рафтовое весло и надувной спасательный жилет. Было чем занять себя на ближайшее время, но в руки случайно попала Настина книжка, нарочно взятая для таких целей.

И так – Милан Кундера «Невыносимая лёгкость бытия», перевод с чешского Нины Шульгиной. Из содержания Сергею (Thotta) сразу стало понятно, что он на верном пути:

Часть первая "ЛЕГКОСТЬ И ТЯЖЕСТЬ"
Часть вторая "ДУША И ТЕЛО"
Часть третья "СЛОВА НЕПОНЯТЫЕ"
Часть четвертая "ДУША И ТЕЛО"
Часть пятая "ЛЕГКОСТЬ И ТЯЖЕСТЬ"
Часть шестая "ВЕЛИКИЙ ПОХОД"
Часть седьмая "УЛЫБКА КАРЕНИНА"

Сергей (Thotta) с жадностью филолога набросился на книгу, вчитываясь буквально в каждую букву эпохального романа. Повествование увлекало и рисовало в его воображении умопомрачительные образы, но по мере того, как сюжет обретал всё более предсказуемый характер, желание Сергея (Thotta) читать роман – ослабевало.
«Она маршировала вокруг бассейна голая вместе со множеством других голых женщин. Томаш стоял в корзине, подвешенной под сводом купальни, кричал на них и заставлял петь и делать приседания. Если какая-нибудь женщина приседала неловко, он убивал её, стреляя из пистолета».

«В первой год любви Тереза при соитии кричала, и этот крик, как я уже сказал, стремился ослепить и оглушить сознание. С течением времени она кричала меньше, но её душа была по-прежнему ослеплена любовью и ничего не видела».
Сергей (Thotta) удручённо пролистал дальше и выборочно прочёл ещё пару строк: «Когда Тереза неожиданно приехала к Томашу в Прагу, он занялся с нею любовью, как я уже писал в первой части романа, ещё в тот же день, вернее в тот же час, а вслед за тем у неё подскочила температура».

«Но что общего со всем этим имеет любовь? Ничего. Если каким-то образом сдвинется колёсико в голове Томаша и он возбудится от одного вида ласточки, на его любви к Терезе это никак не отразится».

Порнографический сюжет навеял тяжелые воспоминания и сонное настроение, навалилось на мышцы молодого организма безмерной усталостью. Сергей (Thotta) уснул.

То, что он видел во сне осталось в памяти Морфея как сладостный кошмар. Поэтому высадившийся десант братьев по веслу с трудом вернул его в состояние бодрствования. Водники предпочли не мучить Сергея (Thotta) долгими расспросами. И узнав, что наша группа ещё какое-то время будет базироваться на этом месте, а в настоящий момент делает секретную заброску в горы, десант удалился.

Сергей (Thotta) снова неспешно обошёл весь лагерь. И вновь убедившись, что все вещи находятся на своих местах, залёг в палатку. На этот раз он уснул без допингов и подручных средств. Тихо и спокойно, как крокодил. И вновь его сладостный сон был нарушен вторгшимися пришельцами. На этот раз это были враги.

«И начался бой великий,
Бой, невиданный под солнцем!
От восхода до заката…»

Ситуация обострилась в считанные секунды. Со слов самого Сергея (Thotta), битва носила ожесточённо-глобальный и слёзопролитный характер. Сражения велись на всех фронтах нашего лагеря. Статистика умалчивает о количестве погибших с обеих сторон, но судя по всему со стороны Сергея (Thotta) потери были незначительными.

«Кончив, палицей взмахнул он,
Крикнул громко и протяжно
И ударил Мише-Мокву
В середину лба с размаху,
Между глаз ударил прямо!»

В ходе боёв сражающиеся стороны применяли как традиционную тактику, так и нестандартные подходы. Так, например, совершавшие набеги полчища свиней выстраивались в характерную для рыцарей Левонского ордена атакующую тупоконечную пирамиду. А коровьи бригады напротив придерживались одиночных разящих выпадов. Что касается Сергея (Thotta), то он сумел соединить все виды тактик и, дополнив их своими уникальными навыками, применить абсолютно новый подход к ведению боя.

Когда враг приближался, Сергей (Thotta) безбоязненно полоумно вступал в открытый рукопашный бой. Его не смущало не численное, не техническое превосходство врага. В качестве основного орудия Сергей (Thotta) использовал палку-махалку, а в качестве дополнительного камни-леталки. Когда же на какое-то время враг отступал для перегруппировки сил, Сергей (Thotta) расставлял гремящее-звенящие ловушки и растяжки. А сам уходил в укрытие и устраивал себе «тихий час». Таким образом, ни одно из наступлений не могло застигнуть его врасплох.

Враг был ошеломлён таким поведением, поражён и обескуражен. В то время как Сергей (Thotta) отсыпался и к каждому нападению был «свеж и бодр», враг тратил свои драгоценные силы на «разведку боем» и «массовое наступление по всем фронтам». Заключать мировую со свиньями Сергей (Thotta) не хотел, как впрочем и с коровами, так что единственным выходом для них оказалось позорное бегство.

К нашему возвращению в лагере царили мир и благодать. Тяжёлые последствия «быстрой и победоносной» войны отсутствовали. Сергей (Thotta) хоть и выглядел уставшим, но виду не подавал и даже старался улыбаться. Слово за слово он поведал нам о тягостях оборонительного существования и своих Геркулесовых подвигах.
Сомневаться в проявленной Сергеем (Thotta) доблести и героизме не приходилось, поэтому в качестве награды мы ему преподнесли обещанное пиво и заслуженные похвалы.

Вечер продолжился тихим ужином с распитием сладостных коньяков и терпких вин. Ночь прошла в беспамятстве.

Последний сплавной день чем-то схож с первым. Разница незначительна и скорее выражена в направленности событий, чем в их сущности: начинаются, завершаются. В остальном, это самые приятные и трудные дни похода. На этот раз нам предстояло сплавиться до плотины, попутно пройдя три небезызвестных порога.
Утро. Проснулись. Умылись. Позавтракали. Собрали вещи. Ушли.

Люльку пытались осматривать дважды или даже трижды, начиная со вчерашнего дня. В итоге убедились, что особых сложностей возникнуть не должно, по крайней мере, на заходе. Далее не углублялись. Пороги №1 и №2 – решили идти без просмотра.

Построение флотилии стандартное. Погодные условия без аномалий. Настроение бодрое.
Наиболее предсказуемо повёл себя экипаж Мажоя: показав свои «традиционные» фокусы, гребцы умудрились «смехом» проскочить все препятствия и выудить максимум впечатлений из минимума ситуации. Флагманский экипаж и экипаж Гоши проблем не испытали и прошли всё предельно надёжно. Четвёрка последовала примеру остальных, лишь с тем исключением, что прошла всё одновременно «смехом» и надёжно.

Связка порогов оказалась настолько плотной, что, пройдя Люльку, мы даже не заметили как прошли «заодно» и Порог №1. Так что при подходе к Порогу №2 мы были готовы к продолжению, которого не оказалось. По впечатлениям можно с уверенностью сказать, что связка Люлька/№1/№2 – достаточно сложная и требует хорошей концентрации на всём протяжении. Конечно это не Троллейбус, но и не шивера 3 к.с.. Так, к примеру, для Сергея (Thotta), эта связка показалась самым сложным препятствие на всем маршруте.

Считанные метры и впереди выросла плотина. Небольшое озеро. Удобная чалка под правый берег. Антистапель.
Выпрыгнув на сушу, мы подхватили фактически уже ставшего катамаранщиком Сергея (Thotta) и дружно бросили назад в пучину. Правда, посвящаться в одиночестве Сергей (Thotta) не захотел, поэтому утянул за собой самую большую часть своего экипажа, Пашу и меня. С горем пополам, став-таки настоящим водником, Сергей (Thotta) выбрался на берег, а мы ещё раз уже просто ради удовольствия сиганули в Мзымту. Искупались.

Было желание пройти на плотину и посмотреть на Греческое ущелье, но хранитель ключа запер ворота и строжайше запретил кому-либо приближаться к государственной ценности. Не то чтобы злой, но явно уставший, он пожаловался на вполне хорошую зарплату и удобный график работы, рассказал что эту плотину строил не он, а военнопленные немцы сразу после войны, и что она всё ещё не нуждается в ремонте. Посетовал на то, что каждый год кто-то просится посмотреть на ущелье, а его за это кто-то наказывает.

Истинная причина его недовольства оказалась проста: весь прошедший день его теребили представители МЧС и милиции, разыскивающие тело Алексея Рубцова. По его словам, если бы тело и доплыло до плотины, то однозначно застряло бы в частых прутьях решётки и не ушло в Греческое. Поэтому он отправил всех назад.

Спустя полчаса со стороны плотины донёсся пронзительный вой сирены и уровень воды изменился. Там где ещё несколько минут назад я спокойно мыл голову, теперь уже ничего не было. В этом месте уровень воды упал более чем на два с половиной метра. У плотины и того больше.

Я решил не упускать уникальной возможности и прогулялся по дну Мзымты. Собрал понравившиеся камешки. Понаблюдал за тем как за считанные секунды растаяли песчаные гряды. И, заслышав повторную сирену, поспешил наверх. Вода поднялась до прежнего уровня за какие-то десять минут.

Развесили сплавное. Разобрали катамараны. Допили вино. Пообедали и стали собираться.
К чести Симбада он приехал даже раньше, чем обещался, и нам не пришлось сидеть на рюкзаках (вспомнилось возвращение с Большой Лабы и пустынное Курджиново). На этот раз Мзымта прощалась иначе, словно бы доказывая своё «неглавное» значение в нашем походе.

Погрузили вещи в Red Wan, расположились в уже знакомом гостеприимном салоне авто и под звуки далёкой Турции укатили в Адлер. Симбад пообещал помочь с поиском места для ночлега. Дорога запетляла обратным серпантином. И мы задремали.

Проезжая Ах-Цу, я снова восхитился его великолепием и, довольный, простился со Мзымтой. Ах-Цу остался единственным препятствием на Мзымте, которое я бы хотел пройти, но не сделал этого.

Мзымта понравилась практически всей нашей команде своей «истинно кавказской» натурой, своим слаломным характером, своей непредсказуемостью и упорством. И всё же, мне она показалась какой-то «подкаяченной» с её негабаритами, множеством камней и отсутствием таких препятствий как Прощай Родина. В остальном, Мзымта уверенно подтверждает свой высокий уровень, как с Греческим ущельем, так и без него. И воспринимать её как просто «очередную стандартную речку для майского похода» - самоубийство.

Последующий заключительный этап моего повествования нужно и вовсе изъять, либо обозначить одной фразой – отдых на море. Потому что, ну что может быть интересного в том, как восемь голых мужиков купаются чёрной ночью в Чёрном море и на них никто не обращает внимания, потому как они сами черны от загара.

Или, например, что интересного в том, как кафе «Олеся», после прихода туда команды «TELEMARK», буквально преображается в Караоке-по-нашему. И уже совсем странно рассказывать о том, как доблестная привокзальная милиция чуть ли не платочками махала вслед уходящему в Москву поезду, заключившему в себе не на шутку разбушевавшихся Сергея (Thotta) и Женю. И всё же.

Данный текст частично, а местами и полностью, заимствован из моих будущих всемирно-известных мемуаров. Когда спинальная мышечная атрофия, коксодеформирующий артроз и бульбарный паралич прикуют меня к электрическому креслу-качалке (BMW – ZZT-34) и заставят мой ссохшийся забитый известью мозг посылать неравномерные информационные импульсы на портативное считывающее устройство (AMDeZ – 229USBS+++), преобразующее их в текстовый файл программы «Microsoft Word – Apocalypses (Limited Edition)».

И так, следуя тенденциям последнего времени, настоящим подтверждаю, что весь нижеприведённый текст передаётся в общественное пользование безвозмездно и без соблюдения всех прав и обязательств так или иначе затрагивающих автора. С нижеприведенным текстом можно делать всё что угодно, когда угодно, как угодно и с кем угодно, главное – не трогайте автора! С этого места автор больше неавторизован.

«Прощаясь с Мзымтой, я почему-то вспомнил как ещё до похода, весной в МКК (Туристско-спортивная маршрутно-квалификационная комиссия Федерации спортивного туризма - объединения туристов Москвы) мы смотрели видеоматериалы по кавказским рекам. Николай Рязанский рассказывал о различных особенностях тех или иных маршрутов. Многое казалось непростым, многое – бесспорно по силам. Особенно запомнилась Белая, с её Гранитным каньоном и вестью о том, как какая-то группа умудрилась пройти всю Белую за один раз. Запомнились кадры про весеннюю Большую Лабу с хорошим уровнем воды. И про другие реки, так или иначе подходящие для «майского похода».
Фильма про Мзымту мы так и не дождались. Впрочем, по словам хожалых товарищей, река - то что нужно, особенно на недельный выезд. Помню, что мечталось встретить нечто бурное и сильное. С мощными валами и бочками. Главные надежды возлагались на Греческое ущелье. Ах-Цу – категорически не идти.

В итоге, сейчас, глядя на Мзымту из окна микроавтобуса, я понимаю, что Мзымта так мне и не открылась. Знаю, что если и вернусь, то уже точно не на четвёрке и с попыткой прохождения всего что только можно. Но сделать это лучше спустя несколько лет. После других не менее сложных и интересных рек».

«Готовился я вполне основательно. На этот раз удалось найти электронный вариант карты Кавказа, где Мзымта была выведена не тоненькой ниточкой, а серьёзной полоской со всеми изгибами и поворотами. К тому же, удачная лоция Айбатулина снимала многие вопросы по маршруту. Оставался единственный довольно необычный момент – катамаран четвёрка. Что это за посудина и на что она способна, я представлял, но не совсем. Управление данным судным для меня было также неопределённо.

Я покопался в сетевых архивах и нашёл человека по имени Сергей Папуш (http://whitewater.ru/misc/papush/article-vertmir/bashkaus.html). Серьёзно проникся идей водного туризма, духом и философией. Настолько, что трудно было чему-либо и кому-либо поколебать мои новые убеждения. Любовь к катамарану стала чем-то невероятно внутренним и интимным. Ни каяк, ни плот, ни уж тем более рафт меня более не интересовали. Байдарки остались чем-то из разряда хороших добрых воспоминаний.

Но больше всего меня интересовал момент связанный с катамараном четвёркой. И каково было моё удивление, когда я узнал, что это полностью наша отечественная самобытная конструкция, одним из предполагаемых авторов которой и является Сергей Папуш.

Различные статьи и объяснения сущности четвёрки всё больше и больше убеждали меня в её номинальной «непотопляемости». Особенности конструкции и объяснения этих принципиальных решений, отличивших четвёрку от двойки, успокоили меня и внесли ясность в понимание того, что это за зверь. Теперь я уже знал, что теории для первого знакомства у меня хватает. Практика была впереди».

«Дом, в котором нам предстояло провести ночь, выглядел как все остальные сочинские хибарки нацеленные на туристов. За тем исключением, что он буквально весь прибывал в состоянии ремонта и некого лёгкого хаоса. Трёхэтажная конструкция вмещала в себя больше, чем можно было бы представить. Любой угол подходил для проживания и был к этому готов. Но нас разместили по комнатам. Две на первом этаже и одна на третьем.

Мы оставили вещи в комнатах, немного перевели дух, помылись и организованно выдвинулись на ужин. Думать о быте и предстоящей ночевке в трущобных условиях не хотелось. Почему-то мечталось искупаться в море, ну и вкусно поесть для начала».

«Это не то что не ресторан, это даже не забегаловка. Обычная советская столовая, в которую нас так и не пустили – закрылась, видите ли. Ни чуточку не жалея, мы вернулись назад и направились в кафе «Олеся». Интерьер, экстерьер, меню – всё более ли менее напоминало московские увеселительные заведения. Мы решили, что это неплохой выбор для того, чтобы отметить окончание похода и просто расслабиться в приятной обстановке».
«Попытки подпевать у товарищей за соседним столиком явно не удавались, зато наши вокальные данные были оценены по достоинству, в особенности, когда Женя и Лёша вышли на сцену».

«Илья заснял несколько кульминационных моментов выступления нашей пары и присоединился к общим аплодисментам. Ребята зажгли аудиторию радостью и весельем».

«И съедено немало и выпито достаточно. Счет, как водится, ходил по кругу ещё минут двадцать. Сытые, довольные, немного навеселе мы простились с «Олесей» и поспешили на побережье».

«Трудно сравнивать с французской Ривьерой, но в отличие от Мзымты, вода в море была тёплой. Галька впивалась в ноги и заставляла ступать крайне осторожно».

«Настя с Андреем стояли на возвышении одного из волнорезов и наблюдали в объектив видеокамеры за тем, как восемь голых нетрезвых мужчин плавали в солёной воде, вернее барахтались. Особо долго побарахтаться не удалось, потому что вода всё-таки была весенней и тёплые вещи всё ещё пользовались спросом, но поймать кураж получилось. Тем более, что камера работала не переставая, и каждый в тайне мнил себя как минимум объектом съёмки для журнала «Крестьянка». Как бы здорово смотрелась ночная фотография с нашими изображениями на обложке этого журнала в году так эдак 82-ом, с заголовком «Наши любимые передовики».

«За ночь мы оборвали занавески, сломали карниз и вынесли шпингалет у одной из оконных створок. Сергей (Thotta) добил свою кушетку, а я выкинул одеяло. В остальном ночь спокойно обернулась утром и вкусным завтраком».
«Андрей должен был вернуться аккурат к поезду. Мы было тоже хотели махнуть в Абхазию, но не в Гантиади, а на озеро Рица, к сожалению, нас серьёзно отговорили. Граница, таможня, автобусные рейсы – всё это должно было занять много времени. Опаздывать же на поезд мы не собирались».

«В Сочи можно искупаться также как и в Адлере, да и просто там есть где погулять и занять себя. На попутных машинах по курортным расценкам, но с кавказской скоростью мы добрались до города Сочи».
«Канатная дорога не работала, зато дендрарий приглашал всех желающих посетить его диковинные уголки. Столько разнообразных растений в одном месте я ещё никогда не видел».

«Повторно мы все нашлись уже у вольера со страусами. Величавые птицы, несущие величественные яйца и обладающие мизерным интеллектом, достаточным для того, чтобы чувствовать себя счастливыми даже в неволе. Довольно забавные существа. Но в московском зоопарке они менее откормленные».

«Аллея с пальмами посаженными руководителями тех или иных стран, летний особнячок в сталинском вкусе, бамбуковый лес, секвойи, самшиты и множество сувениров бездельного характера – благодаря этому всему время пролетело как-то незаметно».

«Пиццерия приятно удивила своим непрофильным меню и мы (Паша, Сергей (MLN), Илья и я) ублажили себя замечательным обедом. Все остальные, как выяснилось, всё это время загорали на местном пляже. Мы же рассуждали о преимуществах отдыха в Турции, собирались сходить искупаться, найти всех остальных и вовремя вернуться обратно».
«Паша с Ильёй самоотверженно бросились в море и наперекор волне оседлали её. А мы на этот раз загорали».
«Маршрутные такси в сторону Адлера были заполнены до предела, поэтому мы решили не рисковать и ловить попутку. До отправления поезда ещё было немного времени, но медлить не стоило. Попутчики и таксисты называли какие-то нереальные суммы и ехать отказывались. Мы беспокоились».

«Мерседес подкатил к воротам нашего скромного домика. Мы покинули его затемнённый салон и пошли собирать свои вещи».

«Благодаря веселящим напиткам все собирались быстро и тщательно. Особенно по вкусу пришёлся коньяк с ноткой миндаля. Коньяк этот был выпит буквально до последней капли, послужившей поводом к многочисленным кривотолкам.
Сергей (MLN), неспешно смакуя каждую толику, сделал из полуторалитровой бутылки последний глоток. И уже было испил всю сладость момента, когда перед ним вдруг возник Женя, до этого момента так и не испробовавший этого чудного напитка. Что было потом – объяснить мужской природой, пожалуй, невозможно, отчасти женской, но и то, в кавычках. Но коньяк отведали оба и всю сладость момента также поделили на двоих».

«Двери Бычка закрылись и мы оказались в кромешной темноте. Бутылка с вином сделала ещё один круг. Машину затрясло. Я откинулся на рюкзаки и закрыл глаза. Состояние лёгкой усталости, полудрёмы и хмельной радости мгновенно вытеснило все остальные чувства».

«Даже если её можно было бы взять с собой, мы вряд ли бы её спасли. Старая, рыжая, потрёпанная привокзальной жизнью дворняжка крутилась под ногами и высматривала что-нибудь съедобное. Настя попыталась помочь ей и вытащить из её тельца инородного кровопийцу. Но клещ явно не хотел покидать свою кормилицу. Настя расстроилась. Собака дёрнулась в сторону и затрусила дальше по платформе».

«Милиция всё время маячила перед глазами. Они буквально жаждали скорейшего отправления поезда вместе со всеми нами. А мы продолжали веселиться и только что на руках не ходили - коньяк и вино незаметно сделали своё скромное дело».

«Давно я не испытывал такого удовольствия от обычного плацкарта. «Северная Пальмира» радовала уютом и фирменным обслуживанием. Поезд мчался в Москву удивительно быстро. Города и населённые пункты мелькали уверенно быстро. Лишь в некоторых мы успевали выйти и осмотреться. Так, например, в Орле купили для наших любимых живые цветы, а для себя мороженое».

«На платформе нас уже встречали радостные, сонные и абсолютно незагорелые лица».
«Так уж получилось, что в последние дни я только и делал, что ехал. Поэтому, когда наша машина выскочила на трассу и устремилась в сторону Смоленска, я мирно задремал. Все остальные остались в Москве и разъехались по домам. Моё же возвращение домой отложилось ещё на два долгих дня».

«Погрузитесь в эту реку,
Смойте краски боевые,
Смойте с пальцев пятна крови;
Закопайте в землю луки,
Трубки сделайте из камня,
Тростников для них нарвите,
Ярко перьями украсьте,
Закурите Трубку Мира
И живите впредь как братья!»
Так сказал Владыка Жизни.
И все воины на землю
Тотчас кинули доспехи,
Сняли все свои одежды,
Смело бросилися в реку,
Смыли краски боевые.
Светлой, чистою волною
Выше их вода лилася –
От следов Владыки Жизни.
Мутно-красною волною
Ниже их вода лилася,
Словно смешанная с кровью.
Смывши краски боевые,
Вышли воины на берег,
В землю палицы зарыли,
Погребли в земле доспехи.
Гитчи Манито могучий,
Дух Великий и Создатель,
Встретил воинов улыбкой.
И в молчанье все народы
Трубки сделали из камня,
Тростников для них нарвали,
Чубуки убрали в перья
И пустились в путь обратный…

День за днём мысленно возвращаюсь в весну. Весна просится назад. Закрываю глаза и слышу шум реки, вижу Мзымту, её невысокие поросшие буком и самшитом берега, её быстрые бурные потоки, лица друзей, знакомых, незнакомцев, её ночное небо и множество снежинок. Впереди зима.

На этот раз наш поход не стал по обыкновению спортивно-туристическим, а скорее наоборот – туристическим и немного спортивным. Нам удалось совместить и то и другое. Получить все тридцать три удовольствия за один присест. Всё и сразу.
Наверное, поэтому и такие разные пёстрые воспоминания, порой диаметрально противоположные друг другу. Наверное, поэтому и чувство некой «не до…». Наверное, поэтому и так мало, если по отдельности. Всего понемножку, всего по чуть-чуть, но в общем – вполне достаточно для того, чтобы сказать, что:

Вспоминая Мзымту, хочу отдать ей должное и выразить благодарность и т.д. и т.п. официально и по протоколу но, хочется своими словами:

- Мне было чему учиться и есть что вспомнить. Я ещё больше полюбил Кавказ, его горы и в особенности его реки. Мне понравилась Мзымта. Но, самое главное, я понял, что наша команда «Telemark-Team» способна при любых условиях и в любой ситуации оставаться не просто командой, а многим больше. Мзымта – это река, а мы – это мы.